Луи-Фердинанд Селин - Смерть в кредит

«Ваш Пассаж, – прибавил он, – это настоящая помойная яма… Здесь вы не заработаете ни гроша! Это просто бездонный писсуар… Уезжайте!..»

Он был так категоричен, что мать опять ударилась в слезы… Нужно было найти какой-то выход. Тратить унаследованные три тысячи франков не хотелось… Тогда они решили еще раз попробовать торговать на рынке: в Мерэ… в Онивале и особенно в Дьеппе… Я должен был дать обещание вести себя хорошо… не бить часов… не общаться с хулиганами… не отходить от матери ни на шаг… Я пообещал все, что они требовали… что я буду умным и даже, когда вернусь, попытаюсь получить аттестат…

Успокоившись, таким образом, на мой счет, они решили, что можно ехать. Магазин закрыли. Сперва мы с матерью отправимся в Дьепп примерно на месяц… В наше отсутствие мадам Дивонн будет присматривать за лавкой, чтобы чего-нибудь не случилось… Отец присоединится к нам позже, он приедет на велосипеде… И проведет с нами две недели…

Приехав, мы устроились без особых хлопот. В Дьеппе мы жили над кафе «Синица», снимали комнату у одной почтовой служащей, спали прямо на полу, на двух матрацах. Единственным неудобством была вонючая раковина.

Когда настало время идти торговать на Большую площадь, моя мать вдруг испугалась. У нас с собой была целая коллекция изящных безделушек, вышивок и украшений. Слишком опасно раскладывать все это под открытым небом в незнакомом городе… Подумав, мы решили сами ходить к покупателям, это труднее, но меньше риска быть обворованными… Идя по набережной, мы стучались в каждый дом… Ну и работенка! Шмотки весили немало. Приходилось ждать перед домом на скамейке. Наиболее благоприятный момент наступал сразу после обеда… Нужно было дождаться звуков пианино… Вот они направляются в салон!..

Моя мать вскакивает и бросается к звонку… Иногда ее принимали, иногда нет… Все же ей удавалось кое-что сплавить…

Я так надышался воздухом, что буквально обалдел от него. Я даже стал плохо спать. Повсюду мне мерещились члены, задницы, корабли и паруса… Один вид развешенного на веревках белья способен был вызвать у меня судороги… Вот оно надувается… Возбуждает… женское нижнее белье…

Сначала море пугало нас… По возможности мы старались ходить по тихим улочкам. От сильного ветра можно было схватить лихорадку. Я дрочил без остановки…

В комнате рядом жил сын торгового агента. Мы делали уроки вместе. Он иногда щупал мой член, а дрочил он еще больше, чем я. Он приезжал сюда каждый год, поэтому хорошо знал типы всех кораблей. Он изучил все досконально: и такелаж, и фок-мачты… Трехмачтовые барки… Кают-компании… Трехмачтовые шхуны… Я с увлечением штудировал все это, пока мама ходила по виллам.

На пляже ее уже знали так же хорошо, как и продавца «коко» [43]… потому что видели, как она постоянно ошивается там со своим свертком… В нем были вышивки, выкройки, дамские украшения и даже утюги… Она бы продавала и потроха, кроличьи шкурки, лапки – все что угодно, только бы «протянуть» эти два месяца.

Совершая свои вылазки, мы старались держаться подальше от порта, опасаясь подходить близко из-за труб и тросов, о которые можно было легко споткнуться. Это было самое коварное место. Стоит упасть в тину, и ты пропал, останешься там, в глубине, тебя сожрут крабы, и никто не найдет…

Утесы также были опасны. Ежегодно целые семьи гибли на скалах. Малейшая неосторожность, неловкий шаг, рассеянность… Огромный камень катится на вас… Чтобы меньше рисковать, мы старались ходить только по улицам. Вечером сразу после ужина мы опять обзванивали всех подряд. Мы совершали настоящие турне… в один конец, потом в другой… По всему проспекту Казино…

Я ждал перед домами на скамейках… Слушал, как мать расхваливает товар… Она ужасно старалась… Я знал наизусть все, что она скажет… Я знал всех местных бродячих собак… Они подбегали, принюхивались и снова убегали… Я знал всех разносчиков, как раз в это время они обычно возвращались домой со своими тележками… Они толкают их перед собой рывками… На них никто не обращает внимания. И они не стесняются, хрипят… Харкают себе под ноги… и по сторонам… Прожектор рассекает тьму… Свет падает на человечка… Волна накрывает камни… рассыпается… накатывает снова… дробится… снова возвращается… затихает…

Афиши гласили, что пятнадцатого августа, после ярмарки, состоятся автомобильные гонки. Это должно было привлечь много народу, особенно англичан. Моя мать решила остаться еще ненадолго. Нам не очень везло, июль месяц был и вовсе плох, покупательницы сидели дома и занимались глупостями… Мы не смогли продать ни шляпки с воланами, ни болеро, ни даже «дамские рукоделия»… Если бы это им вообще было нужно!.. Но их интересует бог знает что… На берегу моря они сплетничали не меньше, чем в городе… Как и все светские дамы – исключительно о служанках и детском поносе…

Они совершенно отупели, им нужно было по двадцать раз повторять одно и то же, а они продолжали тупо пялиться на образцы…

Мой отец больше не верил нам. В письмах он выражал беспокойство. Он боялся, что мы совсем без денег. Было растранжирено более тысячи франков… Мать посоветовала ему взять деньги из наследства. Это было чрезвычайно благородно, но могло плохо кончиться. Я уже предвидел, что меня ждет. Он ответил, что приедет. Мы ждали его у церкви. Наконец он появился на забрызганном грязью велосипеде.

Я думал, что он сразу начнет цепляться ко мне, обвинять меня во всех грехах, я уже приготовился к стремительной атаке… но ничего подобного!.. Напротив, он, казалось, был счастлив, что находится в нашем обществе и видит нас. Он похвалил меня за хорошее поведение и сказал, что я прекрасно выгляжу. Я был очень растроган. Он сам предложил прогуляться до порта… Он знал толк в кораблях. Решил тряхнуть стариной. Он разбирался в маневрах. Мы отпустили маму с ее тряпками и отправились к докам. Я очень хорошо помню трехмачтовый русский корабль, совсем белый. Недавно начался прилив, и он взял курс на узкий вход в гавань.

В течение трех дней он бороздил открытое море, боролся с волнами… все его кливера были в водорослях… Он вез опасный груз, незакрепленные бруски, целые горы в полном беспорядке, на всех палубах, в трюмах, везде один лед, огромные ослепительные кубы с поверхности реки, которые везли из Архангельска специально, чтобы продавать в кафе… Во время шторма он дал сильный крен и оказался в бедственном положении. Мы приходили с отцом посмотреть, как он болтается между маяком и гаванью. Волны так потрепали его, что большая рея задевала воду… Я как сейчас вижу капитана, огромного увальня, орущего в рупор в десять раз громче, чем мой отец! Его молодцы карабкались по вантам, подбирали паруса, гафели, фалы, даже те, что под большим Андреевским флагом… Все думали, что ночью его выбросит на скалы. Спасатели не хотели выходить в море, оставалось надеяться только на Бога… Потерялось шесть рыбачьих судов. Даже судно военно-морского корпуса, проходившее мимо, получило сильный удар о рифы Трото… Можно себе представить, что это было.