Татьяна Стрыгина - Рождественские рассказы зарубежных писателей

Я остановился, и, взяв Кейт за руку, проговорил: «Я не смею вести вас за собою дальше, Кейт, пока не признаюсь вот в чем: мой дядя пообещал, ежели я отыщу ему дюжину бутылок портвейна – вы же видели, в каком бедняга состоянии! – разрешить мне кое-что вам сказать… полагаю, он имел в виду вашу матушку, но я предпочитаю сказать вам, если только вы мне позволите. Так вы поможете мне отыскать портвейн?»

Кейт не произнесла ни слова, но взяла со стола свечу и остановилась, не трогаясь с места. Я осмелился поднять взгляд. Личико ее зарделось небесным, розово-алым румянцем, и я не сомневался: она меня поняла. Кейт была так прекрасна, что я застыл, не сводя с нее глаз. В толк не могу взять, куда подевались слуги – сквозь землю провалились, не иначе!

Наконец Кейт рассмеялась и сказала: «Пойдемте?» Я вздрогнул и, смею заметить, в свою очередь покраснел до корней волос. Я понятия не имел, что сказать; о гостях я напрочь позабыл. «Так где же портвейн?» – проговорила Кейт. Я снова завладел ее ручкой и поднес ее к губам.

– Совсем незачем вдаваться в подробности, дорогой, – улыбнулась матушка.

– В будущем я поостерегусь, милая, – отозвался отец. – «Что потребуется от меня?» – спросила Кейт. «Всего лишь посветить мне», – отвечал я, ибо все семь чувств разом возвратились ко мне, и, взяв у нее из рук свечу, я пошел вперед, а Кейт – следом. Мы миновали кухню и оказались у погребка. Вниз уводила крутая, неудобная лестница, и Кейт приняла мою помощь.

– Право же, Эдвард! – упрекнула мать.

– Да, да, дорогая, не буду, – отвечал отец. – До сего времени ваша матушка воздерживалась от вопросов, но когда мы, миновав несколько поворотов, оказались в просторном погребе с низкими потолками и я вручил ей свечу, а сам подобрал с полу увесистый лом, Кейт спросила: «Эдвард, вы задумали похоронить меня заживо? Что вы затеяли?» – «Напротив, хочу вывести вас на свет Божий!» И, вне себя от радости, я ударил ломом в стену, точно тараном. Можешь мне поверить, Джон: оттого, что Кейт держала для меня свечу, сил у меня только прибавилось! Очень скоро, хотя и с превеликим трудом, я выбил из стены кирпич, и следующий удар пробудил к жизни глухое эхо. Я был прав!

Я заработал ломом, словно одержимый, и спустя несколько минут сокрушил всю кирпичную стенку, перегородившую сводчатый проход. За нею обнаружилась дверца. Ключ торчал в замке и легко повернулся под моей рукой: механизм некогда отлично промаслили. Я принял свечу из рук Кейт и ввел мою спутницу в обширное царство опилок, паутины и плесени.

«Вот, Кейт!» – ликующе воскликнул я. «Но не испортилось ли вино?» – усомнилась она. «На этот вопрос ответит генерал Фортескью, – весело отозвался я. – А теперь пойдемте: вы мне снова посветите, а я попытаюсь отыскать клетку для портвейна».

Вскорости я отыскал не одну, но несколько клеток, наполненных бутылками портвейна. Какую выбрать, я не знал. Мы положились на случай. Я с превеликой осторожностью понес наверх две бутылки, а Кейт – бутыль и свечу. Мы оставили добычу в кухне, распорядившись, чтобы портвейн никто не трогал, и отправились за новой порцией. Вскорости на столе в холле, у дверей в столовую, выстроилась целая дюжина бутылок.

Наконец мы вступили в столовую, Кейт и я (ибо Кейт ни за что не отказалась бы от участия в благой миссии), держа в каждой руке по бутылке, и осторожно расставили их на серванте. Джейкоб хихикал и потирал руки у нас за спиной. Судя по изумленным взглядам гостей, мы являли собою примечательное зрелище – Кейт в белом муслиновом платьице и я в парадном облачении, с ног до головы перепачканные в паутине, кирпичной крошке и известке. Гости забавлялись, глядя на нас, а мы со смеху умирали, глядя на них. Десерт уже подали – но кувшинов с вином не предвиделось. Как долго сотрапезники так просидели, я понятия не имею. Хотите – спросите у вашей мамочки, может быть, она знает лучше. Капитан Кокер и генерал Фортескью просто-таки места себе не находили! Дядя, отчаянно уповая на чудо, словно прирос к месту и словно воды в рот набрал, а гости взять не могли в толк, в чем причина зловещей задержки. Даже леди Джорджиана начала уже всерьез опасаться, что в кухне назревает бунт или произошло нечто столь же ужасное. Но видели бы вы, как просияло лицо дяди, когда явились мы, изрядно «нагрузившись» портвейном! Старик тут же сделал вид, что все идет по плану. «Ну и где тебя носило, Нед, мальчик мой? – осведомился он. – О прекрасная Геба!.. – продолжал он. – Прошу прощения: Джейкоб, продолжай разливать. Подобная забывчивость тебе чести не делает. А вы, Геба, передайте эту бутылку генералу Юпитеру. В складках его тоги непременно найдется штопор, или я очень ошибаюсь».

Штопор генерала Фортескью не замедлил явиться. Я снова похолодел от тревоги. Пробка вылетела с легким хлопком; бутыль наклонилась; «буль-буль-буль» – донеслось из благословенного горлышка, и в стакан полилось нечто золотистое, словно львиная грива. Генерал неспешно поднес стакан к губам, по дороге поприветствовав и нос. «Пятнадцать лет выдержки! Клянусь Юпитером! – воскликнул он. – Ну, адмирал, ради этого стоило подождать! Разливай осторожнее, Джейкоб, собственной жизнью мне ответишь!»

Дядя торжествовал. Он усиленно подмигивал мне, давая понять: молчи! Кейт и я удалились, она – переодеться, я – вычистить платье и помыть руки. К тому времени, как я вернулся в столовую, вопросов уже никто не задавал. Что до Кейт, дамы перебрались в гостиную еще до ее возвращения, и я полагаю, что исполнить дядюшкин наказ для нее оказалось непросто. Но она не подвела. Нужно ли говорить, что это было счастливейшее Рождество в моей жизни?

– Но как же ты отыскал погребок, папа? – спросила Эффи.

– Где твоя сообразительность, дочка? Ты разве не помнишь: я сказал вам, что мне приснился сон!

– Да, верно. Но быть того не может, чтобы существование погреба открылось тебе во сне!

– Именно так. Я своими глазами видел, как погребок перестраивали как раз перед нашим отъездом на Мадейру. Сдавая дом, папа решил обезопасить запасы вина. Вину это пошло только на пользу, да и мне тоже. О погребке я напрочь позабыл. Все обстоятельства должны были воскресить в памяти эту подробность – казалось, еще немного, и я вспомню. Помните, я заснул под наплывом ассоциаций – ассоциаций, пришедших из далекого детства? Они воздействовали на меня и во сне, и, когда все отвлекающие факторы исчезли, в моем сонном сознании со временем воскресло воспоминание о том, что я видел. Утром я вспомнил не только сон, но и само событие, в нем отраженное. Однако я изрядно сомневался насчет точного места, и только в этом следовал сну как можно ближе.

Адмирал сдержал слово и не стал чинить препятствий нам с Кейт. По чести говоря, этого подводного камня я никогда особо не страшился; но вполне могло случиться, что щепетильность старика в вопросах чести либо гордость на какое-то время стали бы существенной помехой нашему счастью. Впоследствии дело обернулось так, что дядя не смог оставить мне Кулвервуд, и я сожалел об этом столь же мало, как и он сам. Впрочем, его благодарность ко мне переходила все границы, то и дело находя выход в бурных изъявлениях признательности. Полагаю, спаси я его корабль вместе со всей командой, дядюшка и тогда не почитал бы себя настолько мне обязанным. Ведь на карту было поставлено его гостеприимство! Старый добряк!