Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

– Завтра он приедет сюда, моя дорогая, – сказал он и перевел глаза на красный солнечный закат. – Что я должен буду ему ответить?

Нипиза покраснела. Глаза ее заблистали. Но она не подняла их на отца.

– Ничего, отец, – ответила она, – за исключением разве того, что ты должен был бы ему сказать: если он сватается ко мне, то пусть обратится именно ко мне, а не к тебе.

Пьеро нагнулся и не заметил ее улыбки.

Солнце садилось. Вместе с ним, точно холодный свинец, упало и сердце Пьеро.

Дорога от форта Лакбэн до хижины Пьеро проходила в полумиле от заводи бобров, которая отстояла от того места, где жил Пьеро, на двенадцать миль. Именно в том самом месте, на повороте ручья, где Вакайю ловил для Бари рыбу, Буш Мак-Таггарт и расположился на ночлег. Только двадцать миль из всего пути он сделал на лодке, а так как последний перегон он совершал пешком, то весь багаж его состоял почти из ничего: несколько веток можжевельника для постели, легкое одеяло и костер – вот все, что требовалось ему для ночлега. Прежде чем сесть за ужин, фактор достал из своей небольшой сумки несколько силков из тонкой медной проволоки и целый час расставлял их в разных местах для кроликов. Этот метод добывания мясной пищи был гораздо удобнее и легче, чем таскать на себе в жаркую погоду ружье. В полудюжину таких силков всегда можно поймать не менее трех кроликов, причем из этих трех всегда окажется один молодой и нежный, годный для того, чтобы его изжарить. Расставив силки, Мак-Таггарт поставил на уголья сковородку с ветчиной и принялся за кофе.

Из всех запахов в воздухе запах ветчины распространяется по лесу на наиболее широком пространстве. Для этого вовсе не нужно ветра. Он расползается сам собою. В тихую ночь лисица может его почуять за целую милю, а когда ветер дует по прямому направлению, то и за две. Этот-то запах ветчины и дотянулся до Бари, когда он лежал на гребне бобровой плотины. Его принес к нему легкий, настойчивый ветерок, так приятно подувший после непривычно жаркого дня, и не прошло и пяти минут, как Бари уже сидел на задних лапах и внюхивался в эту приманку. После его приключений в ущелье, повлекших за собою смерть Вакайю, он еще ни разу не ел как следует. Осторожность удерживала его около бобров, и он питался все это время почти исключительно одними раками.

Теперь этот удивительный аромат, долетевший до него с вечерним ветерком, возбудил в нем аппетит. Но аромат этот был какой-то неустойчивый: то он чувствовался очень сильно, а по временам исчезал совсем. Бари спрыгнул с плотины и стал разыскивать по лесу источник этого аромата, но через некоторое время потерял его совсем. Мак-Таггарт закончил поджаривание ветчины и стал ее есть.

Затем спустилась великолепная ночь. Возможно, что Бари и проспал бы ее всю на плотине, если бы запах ветчины не возбудил в нем голода. После приключения в ущелье Бари стал побаиваться густых лесов, особенно по ночам. Но в эту ночь было светло, и так как было лето, то и ночью стоял точно серенький день, хотя вовсе не было луны. Очень ярко сверкали мириады звезд, распространяя во вселенной мягкий, рассеянный свет. Легкий ветерок перешептывался с вершинами деревьев. Повсюду было тихо и спокойно, и так как луна была уже совсем на ущербе, то и волки не охотились, совы потеряли свой голос, лисицы запрятались по норам и даже бобры прекратили свою работу. Лоси, олени и карибу лежали врастяжку, положив рога на бархатную траву, и только чуть-чуть двигали ими, но уже не пользовались ими как оружием. Это был июль, или, как его называют одни индейцы, «полинялый месяц», а другие – «месяц молчания».

В этом молчании Бари и принялся за охоту. Он вспугнул целое семейство куропаток, но они улетели от него. Он погнался за кроликом, который оказался шустрее его. Целый час ему не везло. Тогда до него донесся звук, который заставил его задрожать от кончика носа до хвоста. Он вдруг оказался около ночлега Мак-Таггарта и услышал, как кролик пытается высвободиться из силка. Бари вышел на открытое пространство и здесь увидел ту удивительную пантомиму, которую разыгрывал пойманный кролик. Бари заинтересовался ею и на минуту остановился. Оказалось, что кролик просунул свою пушистую голову сквозь петлю, и при первом же его прыжке от страха в сторону ветка сосны, к которой был прикреплен проволочный силок, выпрямилась и поднялась кверху, так что кролик повис в воздухе и только кончиками задних лапок стоял на земле. Таким образом он казался танцевавшим на задних лапах, в то время как петля все туже и туже стягивала ему шею. Бари пришел от этой пляски в восторг. Он, конечно, не мог догадываться о той роли, которую играли в этой любопытной пляске проволока и ветка сосны. Все, что он мог видеть воочию, это были прыжки и пируэты кролика на задних лапках, смешные, но вовсе ему несвойственные. Возможно, что Бари принял это за своеобразную игру. Тем не менее он не посмотрел в эту минуту на кролика так, как смотрел до сих пор на Умиска. Опыт и инстинкт подсказали ему, что кролик представлял собою очень вкусную пищу, и, недолго думая, он бросился на свою добычу.

Почти уже полумертвый, кролик не оказал ему ни малейшего сопротивления, и при свете звезд Бари покончил с ним и целых полчаса после этого наслаждался.

Буш Мак-Таггарт не услышал ни малейшего звука, потому что петля, в которую попался кролик, отстояла от него дальше, чем все другие. Он сидел перед потухавшими угольями своего костра, прислонившись спиною к дереву, покуривал свою черную трубку и нецеломудренно мечтал о Нипизе, когда Бари отправился далее. Теперь уж он не имел ни малейшего желания охотиться. Он был уже совершенно сыт. Но он все еще внюхивался в пространство и безгранично радовался тишине и светлой ночи. Он шел по кроличьей тропе, пока не добрался наконец до того места, где два свалившихся бревна оставляли между собою проход не шире его тела. Он протиснулся сквозь него, и что-то вдруг стянуло ему шею. Послышался треск, и Бари вдруг взлетел на воздух и, сам не понимая, что случилось, оказался стоявшим на задних лапах. Он хотел залаять, но в его горле послышалось вместо лая какое-то хрипение, и в следующий затем момент он разыгрывал такую же пантомиму, как и покойный кролик, который был таким образом отомщен. Чтобы окончательно не лишиться жизни, Бари поневоле должен был танцевать, а петля все туже и туже стягивала ему горло. Когда он старался натянуть проволоку и обвисал на ней, пользуясь тяжестью своего тела, то и ветка сосны очень услужливо поддавалась вместе с ним вниз, к земле, а когда он снова подскакивал, то и она выпрямлялась и высоко вздергивала его кверху. Он яростно боролся. Было чудом, что такая тоненькая проволока могла его удерживать. Еще несколько секунд – и она, наверное, лопнула бы или оборвалась, но Мак-Таггарт был уже тут как тут. Он схватил одеяло и тяжелую палку и бросился к силку. Такого шума, какой доносился до него, кролик производить не мог. Это должен был быть или барсук, или рысь, или лисица, или же молодой волк.