Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

– Но почему же вы пришли ко мне именно теперь, когда я должен умереть?

– Мне хотелось познакомиться с вами и посмотреть, каковы вы на самом деле.

– Но для чего вам это нужно?

Девушка немного придвинула к нему свой стул, и ему показалось, что она готова была засмеяться.

– Потому что вы так великолепно солгали, – ответила она, – чтобы спасти другого человека, над которым уже тяготел приговор.

– И вы тоже! – воскликнул Кент. – Да почему же, наконец, я не мог бы убить? Почему столько людей убеждены, что я лгу?

– Нет, теперь уж они поверили вам. Ведь вы так подробно рассказали обо всех частностях убийства, что они теперь совершенно убедились. И было бы действительно уж слишком плохо, если бы вы теперь выздоровели и продолжали жить, потому что вам пришлось бы испытать на себе всю тяжесть судебного приговора. Ваша ложь поэтому должна теперь звучать как правда. Но я-то знаю, что это ложь. Вы не убивали Джона Баркли. Вы солгали!

– Почему вы так думаете?

– Потому что я знаю человека, который действительно его убил, и это были не вы.

Она сказала это так спокойно, что ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы, в свою очередь, не показаться взволнованным.

– Разве сознался еще кто-нибудь? – спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

– А вы видели, – спросил Кент, – как этот другой человек убил Джона Баркли?

– Нет.

– Тогда я должен ответить вам так же, как я отвечал и другим. Я убил Джона Баркли. И если вы подозреваете какое-нибудь другое лицо, то подозрения ваши неосновательны.

– Что за удивительный лгун! – тихо произнесла она. – Для вас нет ничего святого?

– Надо думать, мисс, что вы пришли не для того, чтобы вступать со мной в дебаты по религиозным вопросам.

Очаровательная головка наклонилась к нему поближе. Он почувствовал почти непреодолимое желание поднять руку и коснуться ее волос. Она положила ему свою руку на лоб.

– Я знаю, кто убил Джона Баркли, – продолжала она. – Я знаю как, когда и почему он был убит. Прошу вас, скажите мне правду. Я хочу ее знать. Почему именно вы сознались в преступлении, которого вовсе не совершали?

Он задумался. Девушка не отрывала от него пытливых глаз.

– Возможно, что я сумасшедший, – ответил он. – Ведь так много на свете сумасшедших, которые этого даже вовсе и не подозревают. В этом-то и вся трагедия сумасшествия. Но если я в здравом уме, то именно я убил Баркли; а если его убил не я, то, значит, я действительно сумасшедший, потому что я твердо убежден, что убил его именно я. А вот мне кажется, что вы все сумасшедшие. Вот, например, может ли человек в здравом уме ходить на таких высочайших каблуках, как вы?

И он указал пальцем на пол.

В первый раз девушка улыбнулась открыто, честно, искренне. А затем вдруг улыбка сразу же исчезла, точно солнце, неожиданно скрывшееся за облаком.

– Вы настоящий мужчина, – сказала она. – Вы просто великолепны. Я вообще ненавижу мужчин, но если бы вы остались жить, то я полюбила бы вас. Пожалуй, и я поверю, что именно вы убили Баркли. Вы хоть кого убедите. Вы сознались, когда получили уверенность, что скоро умрете и что таким образом невинный будет освобожден. Ну а если вы не умрете?

Последнюю фразу она произнесла резко и определенно, и это заставило его смутиться.

– Нет, я все-таки умру… – ответил он нерешительно.

– А если нет?

Кент пожал плечами.

– В таком случае выпью свою чашу до дна, – ответил он. – Вы уходите?

Она поднялась.

– Да, ухожу… – ответила она. – Пора!

Она подошла к окну, выглянула из него, затем отошла от него и огляделась по сторонам.

– Когда-нибудь, когда я сама буду умирать, – сказала она, – я хотела бы, чтобы и у меня была такая же комната. Все-таки очень жаль, если вам действительно суждено умереть. Я убеждена, что мы с вами были бы большими друзьями. Не правда ли?

– Да, я тоже убежден в этом. Ну и что б вам было навестить меня раньше!

– Я всегда буду думать о вас как о совершенно особом представителе мужской породы. И уверяю вас, мне не хотелось бы, чтобы вы умирали, а в особенности при мне. Поэтому-то и хочу уйти заранее. Можно мне вас поцеловать?

Тут Кенту показалось, что его аорта готова немедленно лопнуть.

– Ну конечно… – залепетал он. – Буду очень рад…

– В таком случае закройте глаза! – приказала она.

Он повиновался. Она наклонилась над ним. Он почувствовал на себе мягкое прикосновение ее рук и на секунду уловил аромат от ее лица и волос, и затем ее губы нежно и горячо прижались к его губам. Когда он вновь открыл глаза и посмотрел на нее, то она не покраснела и не казалась смущенной. Точно она поцеловала ребенка и теперь любовалась его красным личиком.

– До вас я целовала всего только трех мужчин, – призналась она. – И никак не думала, что вы будете четвертым. А теперь – прощайте!

И она быстро направилась к двери.

– Подождите! – жалобно крикнул он ей вслед. – Умоляю вас, останьтесь еще! Ну, как ваше имя? Как вас зовут? Кто вы?

Она остановилась на минуту и обернулась.

– Я – Маретта Радисон, – ответила она. – Я приехала сюда издалека, с того места, которое носит название Долины Молчаливых Призраков.

И она указала на север.

– На Севере? – воскликнул он.

– Да, на Дальнем Севере. Очень далеко отсюда.

Она взялась за щеколду. Дверь медленно подалась.

– Подождите, – попросил он еще раз. – Не уходите!..

– Нет, пора!.. – ответила она. – Я и так уж здесь засиделась. Только напрасно я вас поцеловала. Мне не следовало бы этого делать. Но не могла удержаться, потому что вы такой великолепный лгун!

Дверь быстро отворилась и затворилась. Он услышал, как она почти побежала к передней и как смолкли затем ее шаги так же, как и накануне шаги О’Коннора.

А затем наступило молчание, и в этой тишине, точно удары тяжелым молотом по голове, все еще звучали ее слова:

«Потому что вы такой великолепный лгун!»

Почему она не поверила ему? Действительно ли ей было известно все или она только дурачила его? Почему никто не верил ему? Почему даже эта таинственная девушка, которой он никогда раньше в жизни не видал, и та назвала его лгуном, когда он стал настаивать на том, что именно он убил Джона Баркли?

Вошел Мерсер и поставил перед ним завтрак. Этот молоденький краснощекий англичанин не мог скрыть своего отношения к тому факту, что он разгуливает как бы перед висельником. Кормить и умывать человека, который непременно должен умереть, а если и выживет, то обязательно будет повешен, – наполняло его своеобразным и временами двусмысленным волнением. Это было чем-то вроде ухода за живым трупом. И Мерсер так себе это и представлял. Со своей стороны, и Кент научился за последнее время смотреть на него как на что-то вроде барометра, раскрывавшего карты доктора Кардигана.