Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

В это утро, возвращаясь к себе, он увидел, что весь костяк был буквально черен от насевших на него ворон. Орда этих могильщиков целым облаком слетела вниз, и все они старались прицепиться к падали, дрались между собою и хлопали крыльями, точно все до одной сошли с ума. Другое облако летало в воздухе уже наготове; каждый куст, каждое дерево, росшее вблизи костяка, согнулось под их тяжестью, и их черное с отливом оперение блистало на солнце так, точно все они только что вышли из-под рук эмалировщика. Нива остановился в изумлении. Он не испугался; уже много раз он прогонял этих трусливых нахалов. Но он никогда в жизни не видел такого их громадного количества. Пожалуй, от его запасов не останется и следа. Даже земля под ними казалась вся черной.

Он бросился на них из-за камней, оскалив зубы, как делал это уже не раз. Последовало величественное хлопанье крыльями. В воздухе от них сразу же потемнело, и воронье карканье, раздавшееся вслед за этим, вероятно, было слышно за целую милю в окружности. Но на этот раз вся эта орда не улетела обратно к лесу. Благодаря своему количеству вороны осмелели. Вкус оленьего мяса и запах от него, еще стоявший у них в клювах, возбуждали в них аппетит до сумасшествия. Нива был поражен. Над ним, позади него и со всех сторон вокруг него летали и описывали спирали вороны, каркали и вопили на него, а те, которые были похрабрее, подлетали к нему настолько близко, что задевали его крыльями. Их угрожающее облако становилось все гуще и гуще, а затем все они, как лавина, вдруг опустились на землю. Они снова принялись за оленя. Нива был почти смят ими. Он почувствовал себя погребенным под массой их крыльев и тел и стал из-под них освобождаться. Со всех сторон на него посыпались удары клювами, от которых летела с него клочьями шерсть; другие долбили его чуть не в самые глаза. Он почувствовал, как они стали отрывать от его головы уши, и не прошло и нескольких секунд, как из его носа уже ручьями текла кровь. У него захватило дыхание; он уже ничего перед собой не видел и, полный недоумения, он в каждой точке своего тела чувствовал невыносимую боль. Об останках оленя он уже забыл. Единственное, чего он теперь больше всего желал, – это поскорее выбраться на открытое пространство, чтобы как-нибудь убежать от врагов.

Пустив в ход все свои силы, он бросился со всех ног бежать и наконец выбился из этой сплошной массы окружавших его живых тел. Увидев, что не удалось с ним справиться, многие из воронов оставили его в покое и полетели к добыче. Тем временем он добежал до половины пути к тому месту, куда скрылась волчица, и уже все вороны, кроме одного, бросили его и занялись своим делом. Этот один, точно рак клешней, вцепился ему клювом в короткий хвост и висел на нем, точно мертвый, все время, пока он бежал без оглядки и вскочил наконец в кусты. Тогда ворон взлетел на воздух и присоединился к своим собратьям, которые уничтожали последние останки оленя.

Теперь уж и самому Ниве хотелось, чтобы около него был Мики. Его взгляд на вещи опять переменился. Теперь он был изранен во всех местах. Вся кожа на нем горела, точно в огне. Даже подошвы на ногах испытывали боль, когда он ступал на них, и целых полчаса он пролежал под кустом, зализывая свои раны и принюхиваясь к воздуху, не идет ли к нему Мики.

Затем он сошел к ручью и оттуда обследовал всю ту дорожку, по которой оба они обыкновенно ходили взад и вперед. Но напрасно он старался отыскать своего товарища. Он хрюкал и взвизгивал и пытался уловить в воздухе его запах. Он опять побежал к ручью и опять вернулся обратно. Теперь останки оленя его больше уже не интересовали.

Мики исчез неизвестно куда.

Еще за целую четверть мили Мики слышал вороний крик. Но он вовсе не был расположен возвращаться назад, даже и в том случае, если бы догадался, что Ниве нужна была его помощь. После долгого поста он был голоден и в ту минуту имел определенное решение. Он рассчитывал напасть на след чего-нибудь съестного, как бы мало и ничтожно это съестное ни было, но добрая миля отделяла его от того места, где он мог бы найти хотя бы даже рака. Он дошел до того места, поймал рака и съел его прямо с кожурой. Это, по крайней мере, хоть уничтожило у него во рту противный вкус.

Судьбе угодно было послать ему в этот день еще один случай, который он не забывал потом всю свою жизнь. Теперь, когда он был один, воспоминание о хозяине уже не было у него так расплывчато, как вчера и в предыдущие дни. По мере того как утро переходило в полдень, в его мозгу еще более живо стали проноситься картины, медленно, но верно перебрасывавшие мостик между теми двумя берегами, которые создала дружба между ним и Нивой. Теперь уж его покинула на некоторое время неудержимая тяга к приключениям. Несколько раз он подумывал, не возвратиться ли и впрямь обратно к Ниве. Только голод гнал его все дальше и дальше. Он поймал еще двух раков. Затем вода в ручье стала глубже и потекла уж медленнее и стала менее прозрачной. Два раза он выгнал старых кроликов, но они от него легко удрали. Один раз он чуть-чуть было не поймал молодого. Часто из-под него с громким шумом крыльев выпархивали куропатки. Он встречал соек, дятлов и много белок. Все бы они могли утолить его голод, если бы только он смог их поймать. А затем судьба сжалилась над ним. Сунув морду в дупло повалившегося дерева, он нашел в нем зайчонка, и притом так удачно, что зайчонку невозможно было оттуда выбежать. Две-три минуты спустя он в первый раз за все эти три дня так вкусно и сытно пообедал.

Он прошел еще немного дальше на юго-восток, и, прежде чем солнце скрылось окончательно, он сделал с четверть мили. Уже в сгустившихся сумерках он пересек проход Биг-Рок между Бивером и Луном.

Этот проход еще не был проезжей дорогой. Только в очень редкие промежутки времени здесь иногда продвигались путники, пробираясь к северу и пользуясь этим путем в своих переходах с одного водного пути на другой. Раза три или четыре за целый год – и это самое большее – волк мог бы почуять запах человека. А в этот вечер именно этот запах был здесь настолько свеж, что Мики даже остановился, неожиданно на него наткнувшись. На некоторое время он даже окаменел от охватившего его целиком изумления. Для него все потеряло свой интерес перед фактом, что он напал на путь, проложенный человеком, и что поэтому здесь же должен пройти и его хозяин Чаллонер. Он отправился по следу, сперва медленно, как бы боясь потерять его совсем. Наступила затем темнота, а он все еще шел по этому следу, настойчиво, при свете звезд, не обращая внимания ни на что на свете и только весь охваченный инстинктом собаки, соскучившейся по дому и страстно желающей увидеть хозяина.

Наконец он добежал до самого берега озера Лун и здесь увидел палатку и костер и около них какого-то индейца и белого человека.