Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

– Не старайтесь расположить его к себе, – сказал он вдруг и добавил: – Вы когда собираетесь ехать?

– С первым морозом, – ответил Мак-Гил. – Теперь уж скоро. Мне нужно съехаться с партией сержанта Конроя у озера Фонда в первых числах октября.

– И вы отправитесь туда один? – спросил Санди. – Почему вы не возьмете с собой кого-нибудь еще?

Маленький профессор слегка усмехнулся.

– А зачем? – в свою очередь спросил он. – Все водные пути Атабаски известны мне как пять моих пальцев, а санный след знаком мне, как главная улица в Нью-Йорке. Кроме того, я люблю ездить один. Да и дело-то не слишком трудное, так как все реки текут на северо-запад.

Повернувшись спиною к Мак-Гилу, Санди посмотрел на Дэна. Его глаза вдруг блеснули торжествующим огоньком.

– А собак тоже берете с собой?

– Да.

Санди закурил трубку и точно из простого любопытства спросил:

– А должно быть, недешево вам обходятся эти поездки?

– Последняя обошлась в семь тысяч долларов, – ответил Мак-Гил. – А эта будет стоить тысяч пять.

– Что вы говорите! – воскликнул Санди. – И такие деньжищи вы возите с собой один! И не боитесь, что в дороге может что-нибудь случиться?

Маленький профессор на этот раз посмотрел на него подозрительно. Беззаботное выражение сошло с его лица и манеры стали другими. Голубые глаза его подернулись тенью. Мрачная улыбка, которой Санди не заметил, пробежала по его губам. Затем он повернулся к нему со смехом.

– Я очень чутко сплю, – сказал он. – Малейший шорох ночью уже будит меня. Я просыпаюсь от одного только вздоха человека, когда прихожу к заключению, что мне надо кого-нибудь остерегаться. Кроме того…

Он вытащил из кармана револьвер Соважа из синей стали.

– Я знаю, как надо обращаться с этим, – продолжал он и, указав на деревянный сучок в стене комнаты, воскликнул: – Пять раз я выстрелил на расстоянии двадцати шагов!

И когда Санди пошел посмотреть на сучок, то ахнул от удивления: на месте сучка оказалась одна дыра.

– Здорово! – проворчал он. – Лучше выстрелить никто не сумел бы даже из винтовки.

Когда Санди уходил, Мак-Гил проводил его подозрительной улыбкой и взглядом, полным любопытного недоумения. Затем он обернулся к Казану.

– Надо полагать, – сказал он, – что ты уже отлично понял его, дружище. Я нисколько не был бы на тебя в обиде, если бы ты схватил его за горло. Может быть…

Он глубоко засунул руки в карманы и стал ходить взад и вперед по комнате. Казан вытянул голову между двумя передними лапами и лежал спокойно, с широко открытыми глазами. Стоял ранний сентябрь, дело было к вечеру, а каждая ночь все больше и больше приносила с собой острое, холодное дыхание осени. Казан наблюдал, как последние лучи солнца угасали на южном небе. После этого всегда быстро наступала темнота, а с нею вместе им овладевало безумное желание свободы. Ночь за ночью он перегрызал свою стальную цепь, ночь за ночью он следил за звездами и за луной и прислушивался, не зовет ли его Серая Волчица. А в это время огромный Дэн преспокойно спал. В этот вечер было холоднее обыкновенного, и сквозной ветер, дувший с запада, как-то странно его возбуждал. Он зажигал его кровь тем, что индейцы называют «морозным голодом». Бездеятельное лето прошло, и наступали теперь всегда возбуждавшие его дни и ночи охоты. Ему хотелось выпрыгнуть отсюда на свободу и бежать без оглядки до полного изнеможения, и чтобы Серая Волчица была около него. Он знал, что Серая Волчица осталась где-то далеко, там, где звезды висят почти над самой землей, и что она ждет его. Он натягивал свою цепь и скулил. Всю ночь он беспокоился; никогда еще он не беспокоился так сильно, как именно теперь. Один раз ему показалось, что откуда-то издалека до него донесся призыв, он подумал, что это звала его Серая Волчица, завыл ей в ответ и разбудил этим Мак-Гиля. Уже рассветало, маленький профессор оделся и вышел из комнаты. С удовлетворением он заметил, что в воздухе уже повеяло зимним задором. Он намочил себе пальцы и поднял их высоко над головой и щелкнул от удовольствия языком, когда убедился, что ветер подул на север. Он возвратился к Казану, долго разговаривал с ним и, между прочим, сказал:

– Теперь уж смерть мухам, Казан! Дня через два мы можем отправиться в путь!

Пять дней спустя Мак-Гил поместил сперва Дэна, а потом Казана в нагруженную лодку. Санди Мак-Триггер пришел посмотреть, как они отплывали, и Казану хотелось броситься на него и растерзать. Но Санди держался на расстоянии, а Мак-Гил в это время наблюдал за обоими, стараясь скрыть свою мысль, от которой быстро разлилась кровь под маской беззаботности на его лице. Они отплыли с милю вниз по реке, когда он наклонился вперед и без всякой боязни положил Казану руку на голову. Что-то в этом прикосновении руки, в голосе профессора было такое, что удержало Казана от попытки укусить его.

Он выдержал это проявление профессорской дружбы без всякого выражения в глазах, не дрогнув ни одним членом.

– Я уж думал было, – задумчиво обратился к нему Мак-Гил, – что за всю дорогу мне не придется ни разу вздремнуть. Но с тобой настороже я могу теперь спать сколько угодно.

На эту ночь он расположился лагерем в пятнадцати милях от берега озера. Дэна он привязал к сосне аршинах в двадцати от своей маленькой шелковой палатки, но цепь от Казана прикрепил к карликовой березе, которая поддерживала своим стволом палатку. Укладываясь в палатке спать, Мак-Гил достал свой револьвер и тщательно его осмотрел.

Три дня продолжалось путешествие вдоль берега озера Атабаска без всяких приключений. На четвертую ночь Мак-Гил раскинул палатку под группою береговых сосен, аршинах в ста от воды. Все время в этот день ветер дул ему в спину, и чуть не целых полдня профессор не спускал глаз с Казана. То и дело в доносившемся с запада ветре пес ощущал какой-то подозрительный запах и беспокоился. Он внюхивался в него с самого полудня. Дважды Мак-Гил слышал, как он рычал; а один раз, когда запах стал сильнее обыкновенного, он даже оскалил зубы и ощетинил на спине шерсть. Раскинув палатку, маленький профессор целый час не разжигал огня, а просидел на берегу озера и все время не отрывал глаз от бинокля. Были уже сумерки, когда он возвратился к палатке и к привязанным собакам. Несколько времени он простоял, не привлекая к себе внимания Казана, и наблюдал за ним:

Казан все еще был чем-то обеспокоен. Он лежал, глядя на запад. Мак-Гил принял это к сведению, потому что Дэн в это время лежал мордой на восток. При других обстоятельствах и Казан смотрел бы теперь на восток, так как северные собаки спят мордами на восток. Теперь уже профессор был убежден, что ветер доносил что-то именно с запада. Холодок пробежал вдоль его спины от мысли, что можно ожидать чего-нибудь серьезного.