Джейн Остен - Разум и чувство

– Что ж, – философски заметила Элинор, – всегда полезно быть готовым к худшему. Во всяком случае, вам не придется придумывать им ответ.

Мисс Стил явно намеревалась продолжить рассказ, но увидела, что к ним подходят ее спутники, и воскликнула:

– А вот и Ричардсоны! Я могла бы вам еще многое рассказать, но только сами видите, меня ждут. Это очень благородные люди, уж вы мне поверьте. У него полно денег, они даже собственный экипаж могут себе позволить. Так что я должна поспешить, даже нет времени поговорить с миссис Дженнингс. Передайте ей, пожалуйста, как я рада, что она не держит на нас зла. И леди Мидлтон тоже. Если вам с сестрой понадобится куда-нибудь отлучиться, а миссис Дженнингс не захочет оставаться одна, мы с радостью примем приглашение и останемся у нее сколько ей захочется. А леди Мидлтон, пожалуй, в этом сезоне нас больше не пригласит… В общем, до свидания. Жаль, что мне не удалось повидаться с мисс Марианной. Обязательно передайте ей от меня привет. Да, кстати, я все смотрю на ваш муслин в горошек. Как вы не боитесь его порвать?

Мисс Стил наскоро попрощалась с миссис Дженнингс и отправилась к миссис Ричардсон. А Элинор глубоко задумалась. Она получила изрядную порцию пищи для размышлений, хотя многое из того, что она услышала, можно было предвидеть, а об остальном догадаться. Брак Эдварда и Люси был действительно решен, однако дата их свадьбы оставалась неопределенной. Как она и полагала, все зависело от того, когда он получит приход, а на это пока не было надежды.

Когда дамы сели в экипаж, миссис Дженнингс приготовилась слушать новости. Однако Элинор вовсе не горела желанием пересказывать подробности, полученные столь недостойным способом – у замочной скважины. Поэтому она ограничилась изложением некоторых общих сведений, которые, по ее мнению, Люси сама захотела бы предать огласке. Она только сказала, что помолвку они не расторгают, и объяснила, на чем строятся их надежды на будущее счастье. Миссис Дженнингс задумчиво проговорила:

– Значит, они решили подождать, пока он получит приход… Что ж, всем известно, чем это кончится. Годик подождут, а потом согласятся на место младшего священника с жалованьем пятьдесят фунтов в год, к которым добавятся жалкие проценты с двух тысяч фунтов Эдварда, да еще пустяки, которые выделят Люси мистер Стил и мистер Прэтт. А потом у них пойдет каждый год прибавление семейства. Да уж, такой бедности никто не позавидует. Надо посмотреть, какую мебель я смогу им выделить. А я еще думала о двух горничных и двух лакеях… Им бы найти одну служанку для всей черной работы! И сестра Бетти для этого не подойдет.

На следующее утро двухпенсовой почтой пришло письмо для Элинор от Люси.

« Бартлет-Билдингс, март .

Надеюсь, драгоценная мисс Дэшвуд простит меня за смелость, что я ей пишу. Не сомневаюсь, что добрые вести обо мне и моем дорогом Эдварде, тем более после всех неприятностей, обрушившихся на нас в последние дни, будут вам приятны, поскольку вы испытываете ко мне самые искренние дружеские чувства. Поэтому я не буду больше просить извинения и сразу перейду к делу. Нам пришлось много выстрадать, но сейчас, благодарение Богу, мы спокойны и счастливы нашей взаимной лю бовью. Остается только надеяться, что так будет всегда. Мы пережили суровые испытания, но тем не менее полны признательности к друзьям, в числе которых и вы, чье участие и доброту мы всегда будем вспоминать с благодарностью. Полагаю, вы и любезнейшая миссис Дженнингс будете рады узнать, что не далее как вчера вечером мы вместе провели два счастливейших часа. Я считала, что мой долг – вернуть ему слово и, если бы он согласился, немедленно простилась бы с ним навсегда, однако он и слышать не захотел о нашей разлуке. Он заявил, что готов ради нашей любви терпеть любые испытания и даже материнский гнев. Понятно, что будущее у нас далеко не блестящее. Однако мы живы и надеемся на лучшее. Очень скоро Эдвард примет духовный сан, и, если бы вы смогли рекомендовать его какому-нибудь влиятельному лицу, в распоряжении которого имеется вакантный приход, вы бы заслужили нашу вечную признательность. Льщу себя надеждой, что любезнейшая миссис Дженнингс замолвит за нас словечко сэру Джону, мистеру Палмеру или еще кому-нибудь из их влиятельных друзей, кто мог бы нас облагодетельствовать. Моя бедная Анна, конечно, очень виновата, но зла она никому не желала, поэтому я не буду об этом говорить. Надеюсь, миссис Дженнингс не сочтет за труд как-нибудь навестить нас, если случайно окажется в наших краях. Мы бы сумели должным образом оценить такую любезность. Мои родственники почтут за высокую честь познакомиться с ней. Листок бумаги напоминает мне, что пора закан чивать послание. Прошу вас засвидетельствовать мое почтение леди Мидлтон и сэру Джону, передать привет их прелестным деткам, а также мисс Марианне.

Остаюсь ваша и проч. и проч.».

Дочитав письмо, Элинор тотчас сделала то, чего, по ее мнению, добивалась ее корреспондентка, – отдала письмо миссис Дженнингс. Та читала письмо медленно, вслух и сопровождала сей процесс множеством замечаний:

– Это же просто отлично! Право, как мило она пишет! Да-да, конечно, надо было предложить ему свободу, если бы он захотел… Но это так естественно для Люси… бедненькая… Как все-таки жаль, что я не могу предложить ему прихода! Надо же, называет меня не иначе как любезнейшая миссис Дженнингс… Добрая девочка. Бесподобно, право, бесподобно! Какой у нее изящный слог! Конечно же мне совершенно не трудно и я непременно у нее побываю. А какая внимательная девочка! Никого не пропустила! Спасибо вам, милая, за то, что дали мне это прочитать. Мне редко приходилось держать в руках такое хорошее письмо. Оно делает честь уму и сердцу нашей Люси!

Сестры Дэшвуд провели в Лондоне уже больше двух месяцев, и Марианна с нетерпением ждала возвращения домой. Она тосковала по чистому воздуху, деревенской тишине и свободе. Она вбила себе в голову, что если и сможет найти желанный покой, то в единственном месте на земле – в Бартоне. Элинор стремилась домой ничуть не меньше сестры и отказывалась назначить отъезд на завтра только потому, что помнила о тяготах долгого пути, о которых Марианна не желала и думать. Однако она начала серьезно обдумывать возможность отъезда и даже однажды завела об этом разговор с миссис Дженнингс, которая употребила все свое красноречие, чтобы заставить Элинор отказаться от этой мысли. Вскоре после этого у Элинор возник план, который показался ей достаточно разумным, хотя и означал, что домой сестры попадут не сразу, а лишь спустя несколько недель. В конце марта Палмеры отправлялись в Кливленд, чтобы провести там Пасхальную неделю. Шарлотта настойчиво приглашала миссис Дженнингс и сестер Дэшвуд поехать с ними. Элинор наверняка сочла бы неприличным принять ее приглашение, если бы к нему также не присоединился и мистер Палмер, который, после того как стало известно о горестях Марианны, стал проявлять значительно больше внимания к обеим сестрам, чем прежде. Поэтому Элинор с благодарностью согласилась.