Джейн Остен - Разум и чувство

– Помилуйте, мадам, я ни за что не позволю себе отозваться непочтительно о ваших уважаемых родственниках. Вполне вероятно, мисс Люси Стил является весьма достойной особой. Но вы не можете не признать, что этот брак невозможен! Дать согласие на тайную помолвку с неопытным юношей, порученным попечению ее дяди… А если учесть, что молодой человек к тому же является сыном такой богатой и влиятельной дамы, как миссис Феррарс… Пожалуй, все-таки такой поступок является слишком экстравагантным. Но, миссис Дженнингс, я вовсе не намерен осуждать тех, кто пользуется вашим расположением. Мы все желаем ей счастья и благополучия. Да и миссис Феррарс с самого начала отнеслась к ней как заботливая мать – великодушно и щедро. Эдвард сам выбрал свою судьбу, и, боюсь, она будет нелегкой.

Марианна вздохнула, всецело разделяя опасения брата, а сердце Элинор разрывалось, когда она представляла, что должен чувствовать Эдвард, отказываясь от лучшего будущего ради той, которая не была способна вознаградить его за эту жертву.

– А чем же все кончилось? – спросила миссис Дженнингс.

– Самым прискорбным образом, – вздохнул Джон Дэшвуд, – разрывом. Мать отказалась от Эдварда. Он вчера же покинул ее дом, и никому из нас не известно, куда он отправился. Понимаете, мы же не можем наводить о нем справки!

– Несчастный юноша! Что же с ним будет?

– Понимаю вас, мадам, его участь нас тоже глубоко печалит. А ведь он был рожден для совсем другой, обеспеченной жизни. И надо же такому случиться! Никто не сможет прожить на проценты с двух тысяч фунтов. К тому же его будет постоянно терзать мысль об упущенных возможностях. Если бы не глупое упрямство, всего лишь через несколько месяцев он мог располагать годовым доходом в две тысячи пятьсот фунтов. Да… тяжело. Мы ему все сочувствуем, хотя и не можем облегчить его участь.

– Бедный юноша! – воскликнула миссис Дженнингс. – Ну уж в моем доме он всегда может рассчитывать на стол и кров. Я ему непременно сама об этом скажу, как только увижу. Нельзя же допустить, чтобы он жил в дешевом пансионе или какой-нибудь таверне.

Элинор мысленно поблагодарила ее за доброту, хотя ее немало позабавила форма, в которой эта доброта была выражена.

– Если бы Эдвард хотя бы немного позаботился о себе сам или хотя бы не мешал своим близким сделать это! – воскликнул мистер Дэшвуд. – Он бы уже занимал должное положение в обществе и ни в чем не нуждался. Но теперь ему никто не поможет. Причем он пока не знает, какой еще удар его ожидает. Миссис Феррарс, пребывая в праведном гневе, решила передать норфолкское поместье в собственность Роберту. Когда я утром уходил из дома, она как раз советовалась об этом со своим поверенным.

– Что ж, – хмыкнула миссис Дженнингс, – она избрала весьма изощренную месть. Каждый сводит счеты по-своему. Но лично я ни за что не стала бы бездумно обогащать одного сына только за то, что другой пошел мне наперекор.

Марианна встала и прошлась по комнате.

– Что может унизить молодого человека больше, чем возможность увидеть младшего брата в роли владельца имения, предназначавшегося ему самому? Бедный Эдвард, я ему искренне сочувствую.

Джон Дэшвуд еще несколько минут предавался пространным рассуждениям о горькой доле Эдварда, затем не менее многословно заверил сестер Дэшвуд, что недомогание Фанни не опасно, после чего все-таки удалился. Все его собеседницы остались при едином мнении, во всяком случае во всем, что касалось миссис Феррарс, Фанни и Эдварда.

Как только за гостем закрылась дверь, Марианна дала волю долго сдерживаемому негодованию. Даже Элинор на некоторое время лишилась обычной невозмутимости, а уж миссис Дженнингс и вовсе не считала нужным сдерживаться. И три женщины принялись с жаром обсуждать услышанное.

Миссис Дженнингс с большой теплотой отзывалась о поведении Эдварда, но только Элинор и Марианна понимали истинную меру его благородства. Лишь они знали, что его непокорность питается из весьма скудного источника. Утешением за утрату близких и богатства для него могло стать только сознание исполненного долга, поскольку вряд ли Эдвард мог рассчитывать на особые радости от будущего союза с Люси. Элинор гордилась его твердостью, а Марианна в душе простила все тайные и явные прегрешения, понимая, как много он потерял. И хотя между сестрами снова существовало полное доверие и Элинор не приходилось ничего скрывать, обеим, даже оставшись наедине, не хотелось касаться этой болезненной темы. Элинор старалась избегать разговоров об Эдварде, поскольку слишком пылкая и чувствительная Марианна постоянно, сама того не желая, укрепляла в ней веру в любовь несостоявшегося жениха. А у Марианны не хватало духу вести разговоры, после которых она испытывала недовольство собой, невольно сравнивая поведение Элинор со своим.

Это сравнение не могло не удручать девушку, но не вселяло в нее желание взять себя в руки и справиться со своими несчастьями. Она не переставала казниться, горько сожалела, что ранее даже не пыталась вести себя по-иному, но дальше мук раскаяния дело не шло, в ее душе не было места надеждам на лучшее будущее. Она еще больше пала духом, не верила в возможность положительных изменений в своей жизни и лишь еще более предавалась унынию.

Следующие два дня не принесли никаких новостей о событиях на Харли-стрит или в домах Бартлета. Собственно говоря, имевшихся сведений было вполне достаточно для весьма содержательной беседы миссис Дженнингс со своими приятельницами, однако она решила все-таки сначала побывать у своих родственниц, утешить их, а заодно и узнать побольше, и только увеличившийся поток гостей на Беркли-стрит не позволил ей тотчас исполнить свое намерение.

Третий день пришелся на воскресенье. День был таким ясным и солнечным, что многие, хотя шла лишь третья неделя марта, выбрали его для прогулки по Кенсингтонскому саду. Элинор и миссис Дженнингс тоже отправились туда. Марианна, узнавшая, что чета Уиллоби вернулась в Лондон, наотрез отказалась выходить из дому, опасаясь случайной встречи в публичном месте.

По дороге к ним присоединилась приятельница миссис Дженнингс и всецело завладела ее вниманием. Этот факт чрезвычайно порадовал Элинор, потому что она получила возможность слегка расслабиться. Ни Уиллоби с женой, ни Эдварда нигде не было видно, и ничто не нарушало ее покоя. Через некоторое время она, к своему немалому удивлению, заметила среди незнакомых лиц мисс Стил, которая с некоторым смущением выразила большое удовольствие от встречи. Миссис Дженнингс встретила ее весьма ласково, и в результате мисс Стил на некоторое время покинула своих спутников и присоединилась к ним. Миссис Дженнингс только успела шепнуть Элинор: