Джейн Остен - Разум и чувство

– Не могу не выразить своего удивления. По-моему, это незначительное обстоятельство уже давно изгладилось из ее памяти.

– Ты к ней ужасно несправедлива. Более нежную мать, чем миссис Феррарс, в целом мире не сыскать.

Элинор оставалось только промолчать.

– Знаешь, теперь мы подумываем о том, чтобы женить на мисс Мортон Роберта.

Элинор слегка улыбнулась серьезной важности, звучавшей в голосе брата, и невозмутимо поинтересовалась:

– А самой мисс Мортон выбор не предоставляется?

– Какой выбор? Ты о чем?

– Судя по вашим словам, мисс Мортон глубоко безразлично, за кого выходить замуж – за Эдварда или за Роберта.

– Ну конечно! Для нее же ничего не изменилось! Теперь Роберт будет обладать состоянием и всеми правами старшего сына. Что касается всего остального, они оба весьма симпатичные молодые люди и ни в чем друг другу не уступают.

Элинор ничего не ответила, ее собеседник на некоторое время тоже замолчал. После недолгой паузы он разразился длинной тирадой.

– Хочу тебе сказать, дорогая сестра, – произнес он таинственным шепотом, беря ее за руку, – я бы не стал этого делать, но знаю, что ты будешь польщена… У меня есть причины считать… То есть я узнал все это из надежного источника, иначе я никогда бы себе не позволил… Такими словами нельзя бросаться, если не уверен… Ну так вот, из достоверного источника мне стало известно… лично я от миссис Феррарс этого не слышал, но она обмолвилась дочери, а уж от нее я узнал… Короче, какие бы возражения ни вызвал у миссис Феррарс некий союз… ну, ты понимаешь, о чем я говорю, ей он все же был бы предпочтительней, чем нынешний. Можешь себе представить, как я был рад это услышать. Это так лестно для всех нас. Она прямо так и сказала, что это было бы несравнимо меньшее из двух зол, и она смирилась бы с этим без возражений, лишь бы избежать худшего. Теперь, понятно, об этом и речи быть не может. Не вздумай ненароком упомянуть о чем-либо подобном. Все это несбыточно и осталось далеко позади. Но я все-таки решил рассказать тебе, потому что понимаю, сколько радости доставлю. Но у тебя, дорогая, в любом случае нет ни одного повода сожалеть. Для тебя все складывается восхитительно! Если принять во внимание все сопутствующие обстоятельства, ты будешь устроена даже лучше, чем могла надеяться! Скажи, давно ли ты видела полковника Брэндона?

Услышанное вовсе не польстило тщеславию Элинор, но заставило глубоко задуматься, поэтому она с радостью увидела, что в гостиную входит Роберт Феррарс. Присутствие постороннего человека избавило ее как от необходимости отвечать брату, так и от опасности услышать еще какие-нибудь откровения, не менее утешительные. Несколько минут они вели беседу втроем, но затем Джон Дэшвуд спохватился, что его супруга все еще пребывает в неведении относительно визита сестры, и отправился ее искать. Элинор представилась возможность узнать Роберта немного лучше. Очень скоро она выяснила, что его беззаботное легкомыслие и слепое самодовольство остались при нем. Его нимало не смутила возможность получить несправедливо большую долю материнской щедрости и любви за счет отвергнутого за душевное благородство брата. Он даже не думал о том, что, ведя столь распущенный образ жизни, ничем не заслужил столько милостей. Поэтому Элинор окончательно убедилась, что была права, невысоко оценив его ум и сердце.

Они пробыли наедине не более двух минут, как Роберт завел разговор об Эдварде. До него тоже дошли слухи о приходе, и теперь он сгорал от любопытства. Элинор снова повторила то, что перед этим поведала Джону. Рассказ произвел на Роберта не менее сильное, хотя и несколько иное впечатление. Он громко расхохотался. Эдвард станет священником и будет жить в крошечном сельском домике! Что может быть смешнее? Когда же он представил себе картину, как Эдвард в белом одеянии возносит молитву Всевышнему и объявляет о бракосочетании пастуха Джона Смита и птичницы Мэри Браун, то разошелся вовсю.

В полном молчании и без тени улыбки на лице Элинор ждала, когда ему надоест упражняться в остроумии. Она не сумела сохранить полную невозмутимость, и ее глаза выразили все презрение, которое она в тот момент испытывала. Однако раскаиваться ей не пришлось, поскольку Роберт все равно не понял значения ее взгляда. Так или иначе, он прекратил насмешки и перешел к высказыванию мудрых мыслей, на что его подвигло вовсе не ее неодобрение, а собственная чувствительность.

– Конечно, можно было бы считать это шуткой, – сказал он, наконец прекратив притворный смех, тем более что искреннее веселье покинуло его уже довольно давно, – но ведь дело весьма серьезное! Бедный Эдвард, как низко он пал! И я более чем кто-либо сожалею об этом. Кому, как не мне, знать, как он добр и великодушен. Да и немного найдется людей, которые могли бы сравниться с ним благородством. Не судите его слишком строго, мисс Дэшвуд, вы ведь его почти не знали. Конечно, он не блистал манерами… Но ведь не все наделены от рождения равными талантами, умением держаться в обществе. Бедолага! Как тяжело увидеть его в таком недостойном окружении. Его стоит пожалеть. И все же, даю вам слово, вы нигде не найдете такого доброго сердца. Поверьте, я никогда в жизни не испытывал столь горького сожаления, как в ту минуту, когда все раскрылось. Я узнал обо всем от нашей матери и сразу же почувствовал, как должен поступить. Я тотчас сказал матери, что независимо от того, как поступит она, я никогда больше не желаю видеть брата, если он женится на этой недостойной молодой особе. А как мне было больно! Бедный Эдвард! Он сам себя погубил, своими руками закрыл перед собой двери в порядочное общество. Конечно, я не мог не сказать матери, что меня все произошедшее не слишком удивило. Ведь нельзя забывать, какое он получил воспитание. От него трудно было ожидать чего-то иного. Бедная мама! Она была вне себя от горя!

– А вы знакомы с избранницей вашего брата?

– Я ее один раз видел, когда она здесь гостила. Достаточно было десяти минут, чтобы понять, что представляет собой эта особа. Маленькая провинциалка – ни элегантности, ни приличных манер, ни даже красоты. Я ее отлично помню. Именно такая девица и могла пленить беднягу Эдварда. Когда мать обо всем мне рассказала, я предложил поехать к нему и отговорить от этого брака. К моему глубокому сожалению, было уже поздно. Все произошло в мое отсутствие, и я уже не мог вмешиваться после разрыва. Если бы я узнал хотя бы на несколько часов раньше! Быть может, несчастье еще можно было предотвратить. Весьма вероятно, мне удалось бы найти какое-нибудь средство… Уж я бы употребил самые веские доводы. Я бы сказал: «Мой дорогой, подумай как следует, что ты собираешься сделать? Зачем тебе такое низкое родство? Ты понимаешь, что решился на мезальянс, когда вся твоя семья против?» В общем, я убежден, что все еще можно было поправить. Но теперь поздно. Ему придется голодать! О да, он непременно будет голодать!