Джейн Остен - Разум и чувство

Приближалось время, когда можно было ожидать возвращения полковника Брэндона. В десять часов или чуть позднее ее мать сумеет наконец избавиться от невыносимой тревоги, которая наверняка томила ее в пути. Да и полковнику тоже станет легче. Он же тоже страдает, и только одному Богу известно, как сильно. Как же невыносимо медленно тянется время, которое они обречены провести в тяжком неведении!

В семь часов Элинор оставила Марианну сладко спящей и спустилась в гостиную выпить чаю. Страх помешал ей утром позавтракать, а чувства не менее сильные не позволили съесть за обедом хоть что-нибудь существенное. Теперь, когда все тревоги оказались позади, Элинор чувствовала голод и села за стол с большим удовольствием. После чая миссис Дженнингс предложила сменить ее у постели Марианны, чтобы дать возможность Элинор немного отдохнуть и прийти в себя к приезду матери. Однако Элинор не испытывала утомления и считала, что все равно не сумеет заснуть. Да ей и не хотелось разлучаться с сестрой даже на минуту. Миссис Дженнингс не стала спорить, а лишь проводила ее в комнату больной, убедилась, что там все по-прежнему благополучно, оставила Элинор и удалилась к себе в спальню, намереваясь написать несколько писем и лечь спать.

Вечер был холодный и ненастный. Вокруг дома громко завывал ветер, в окна хлестали струи дождя. Пребывая во власти блаженства, Элинор не замечала ничего. Марианну шум не тревожил. Конечно, путешественникам наверняка приходилось нелегко, но за все тяготы, которые они испытывают, их ждет величайшая награда в конце пути.

Часы пробили восемь. Если бы раздалось десять ударов, Элинор ни за что бы не усомнилась, что слышит стук колес подъезжающего экипажа, а так она не поверила своим ушам. Долгожданные путешественники не могли успеть так рано, но Элинор, понимая это, все же вышла из спальни и выглянула из окна, открыв ставень. И сразу же увидела блестевшие внизу фонари кареты. В их тусклом свете она разглядела, что карета запряжена четверкой – очевидное свидетельство степени тревоги матери. Скорее всего, именно этим обстоятельством объяснялся столь быстрый приезд.

Никогда еще Элинор не было так трудно сохранять спокойствие. Вот карета остановилась у крыльца. Страшно подумать, какие чувства сейчас испытывает ее мать – сомнение, страх, отчаяние… А она одним только словом может снять тяжесть с ее души. Думать так и оставаться спокойной было невозможно. Следовало поторопиться. Элинор задержалась лишь на минуту, чтобы позвать к Марианне горничную миссис Дженнингс, и сбежала с лестницы.

Судя по шуму в прихожей, путешественники уже вошли в дом. Она бросилась в гостиную и увидела там только одного человека – Уиллоби.

В первый момент Элинор в ужасе застыла, но быстро овладела собой и повернулась, чтобы покинуть комнату. Она уже коснулась пальцами дверной ручки, но незваный гость остановил ее, поспешив следом и произнеся голосом, в котором было куда больше требовательности, чем мольбы:

– Мисс Дэшвуд, прошу вас, останьтесь хотя бы на полчаса… на десять минут…

– Нет, сэр, – твердо ответствовала она, – я не задержусь ни на минуту. У вас не может быть никаких дел ко мне. Надеюсь, слуги не забыли вас предупредить, что хозяева дома в отъезде?

– Они могли сто раз предупреждать, что мистер Палмер и все его домочадцы отправились прямо в преисподнюю, – с яростью закричал он, – это не помешало бы мне войти! Я приехал к вам, и только к вам.

– Ко мне? – изумилась Элинор. – Что ж, в таком случае извольте проявить больше сдержанности и по возможности изложите свое дело кратко.

– Сядьте, пожалуйста. Я обещаю вам и то и другое.

Элинор немного помедлила. Она находилась в затруднении и не знала, как поступить. Что, если сейчас подъедет долгожданный экипаж и полковник Брэндон застанет в доме Уиллоби? Но она уже пообещала выслушать его, а к желанию сдержать свое слово присоединилось еще и любопытство. Еще немного поколебавшись, она сказала самой себе, что благоразумие требует поторопиться, а раз так, то ее согласие лишь ускорит окончание этого неожиданного свидания. Поэтому она молча подошла к маленькому столику и опустилась в кресло возле него.

Уиллоби придвинул стул, сел напротив, и почти на полминуты в гостиной воцарилось молчание.

– Прошу вас, сэр, поторопитесь, – нетерпеливо проговорила Элинор. – У меня нет времени.

Уиллоби продолжал сидеть в позе глубокой задумчивости. Ее слов он, казалось, не услышал.

– Ваша сестра… – неожиданно заговорил он, – она вне опасности? Мне сказал об этом лакей. Слава богу! Умоляю вас, скажите, это правда?

Элинор не ответила, и он с настойчивостью повторил вопрос:

– Заклинаю вас всем, что для вас свято, скажите, она поправится?

– Мы все надеемся, что да.

Уиллоби вскочил и быстро заходил взад-вперед по комнате.

– Если бы только я знал это полчаса назад… Но раз уж я здесь… – вымученно улыбнулся он и вновь опустился на стул, – то какая, собственно говоря, разница. Давайте порадуемся вместе, мисс Дэшвуд. Скорее всего, это будет в последний раз, но, право, у меня уже давно не было так много поводов для веселья. Скажите мне прямо, – он с вызовом заглянул в глаза Элинор, а по его щекам разлился яркий румянец, – кем вы меня считаете, негодяем или глупцом?

Элинор посмотрела на него с откровенным изумлением. Ей оставалось только предположить, что поздний гость пьян, иначе ничем нельзя было объяснить и сам визит, и подобные манеры. Она встала со словами:

– Мистер Уиллоби, думаю, вам лучше вернуться в Комбе. Не могу больше оставаться в вашем обществе и выслушивать грубости. Не знаю, какое дело привело вас в этот дом, но в любом случае вам будет легче обдумать его и объяснить все завтра.

– Я отлично понял ваш намек, – залихватски улыбнулся Уиллоби. – Вы совершенно правы: я абсолютно пьян. Пинта портера, которую я осушил под холодную говядину в Мальборо, кажется, свалила меня с ног.

– В Мальборо? – недоуменно переспросила Элинор.

– Ну да. Я выехал из Лондона в восемь часов утра и с тех пор вышел из кареты только один раз на десять минут в Мальборо, где мне удалось перекусить, пока меняли лошадей.

Его тон был тверд, а взгляд ясен и разумен. Элинор невольно подумала, что, какое бы дело ни привело его в Кливленд, вино тут ни при чем. Поколебавшись, она сказала:

– Мистер Уиллоби, вам следовало бы знать, что ваше появление здесь после всего, что произошло, совершенно неуместно. А ваша странная настойчивость должна иметь серьезные причины. Они у вас есть? Скажите, наконец, чего вы хотите?

– Мое самое большое желание, – пылко воскликнул он, – хотя бы немного погасить вашу ненависть! Я хочу открыть перед вами мое сердце, предложить некоторые объяснения, поведать о ряде обстоятельств, которые, быть может, смогут меня оправдать в ваших глазах. Мне бы очень хотелось, чтобы вы поняли: хотя я никогда не был особенно благоразумным человеком, но все же подлецом был не всегда. И быть может, я сумею добиться хотя бы намека на прощение от Ма… от вашей сестры.