Натаниель Готорн - Алая буква (сборник)

Внук колдуна, юный Мэттью Мол, герой нашей истории, по слухам, унаследовал некоторые сомнительные черты своего предка. Просто поразительно, сколько абсурдных пересудов велось относительно этого юноши! Ему, к примеру, приписывали странную власть проникать в чужие сны и менять их согласно собственному желанию, как режиссер в театре. Было множество разговоров среди соседей и в особенности соседок о том, что называлось «черным глазом Молов». Некоторые считали, что он способен читать мысли, другие рассуждали о волшебной силе его взгляда, которым он может втянуть человека в свое воображение или отправить, если пожелает, к своему деду в мир иной. Были и те, что рассуждали о «злом глазе», который обладает невероятной способностью сжигать урожай и в мгновение ока высушивать детей, словно мумии. Но главный вред юному плотнику наносили, во-первых, его сдержанность и суровость, а во-вторых, тот факт, что он не ходил в церковь, а оттого его начинали подозревать в еретических наклонностях как относительно веры, так и политики.

Получив сообщение от мистера Пинчеона, плотник поспешно завершил мелкую работу, которой до того занимался, и отправился к Дому с Семью Шпилями. Упомянутый особняк, пусть стиль его уже слегка устарел, до сих пор оставался респектабельной семейной резиденцией, достойной лучших джентльменов города. Нынешний владелец, Гервазий Пинчеон, поговаривали, разлюбил этот дом вследствие шока, пережитого в раннем детстве, когда он нашел своего внезапно скончавшегося дедушку. Подбежав, чтобы вскарабкаться на колено полковника Пинчеона, мальчик увидел вместо любимого дедушки труп. Достигнув зрелости, мистер Пинчеон посетил Англию, где женился на состоятельной леди, после чего провел немало лет, путешествуя между родной землей и разными городами континентальной Европы. В тот период семейный особняк был отписан его родственнику, который получил право в нем проживать в обмен на заботу о доме. Родственник так тщательно выполнял свой контракт, что теперь, пока плотник приближался к дому, его наметанный глаз не мог обнаружить ни малейшей потребности в ремонте. Пики семи шпилей гордо поднимались к небу, крыша выглядела совершенно надежной, а внешние стены покрывала блестящая штукатурка, которая в свете октябрьского солнца выглядела совсем новой.

С первого взгляда можно было заметить, что в доме обитает большая семья. Огромная поленница тянулась от ворот к задней части дома, толстая кухарка – или, возможно, домоправительница – стояла у боковой двери и торговалась с фермером, который привез на продажу кур и индюшек. То и дело либо служанка в безупречной униформе, либо довольное лицо раба мелькали за окном в нижней части дома. А у открытого окна комнаты на втором этаже, над горшками с чудесными нежными цветами – экзотическими, но никогда не знавшими иных лучей, кроме осеннего солнца Новой Англии, – застыла фигурка юной леди, столь же экзотической, как цветы, и столь же прекрасной и тонкой. Ее присутствие придавало всему дому флер легкого волшебства и неописуемой грации. Во всем же остальном то был основательный и торжественный особняк, подходящее обиталище для патриарха, который мог расположиться в главном шпиле и отписать оставшиеся шесть своим детям, в то время как огромная каминная труба в центре символизировала гостеприимное сердце старика, который согревал и объединял их.

На главном шпиле были установлены солнечные часы, и плотник, проходя под ними, отметил время.

– Три часа! – сказал он себе. – Отец говорил мне, что их установили всего за час до смерти полковника. И как же четко они показывают время все эти тридцать семь лет! Тень ползет и ползет, все так же отбрасываемая стрелкой!

Мастеровому, такому как Мэттью Мол, пристало бы входить в особняк джентльмена через заднюю дверь, вместе со слугами и рабочими, или же через боковой вход, куда допускались чуть более почтенные торговцы. Но плотнику были свойственны немалая гордость и непокорность, а в тот момент сердце его еще и сжималось от наследственной горечи, поскольку он считал, что великий Дом Пинчеонов стоит на земле, которая должна принадлежать ему. На этом самом месте, у источника вкусной воды, его дед повалил старые сосны и построил коттедж, где родились его дети, и вырвать право собственности полковнику Пинчеону удалось лишь из мертвых пальцев. Таковы были причины, по которым юный Мол отправился прямо к парадному входу под порталом из резного дуба и так загрохотал дверным молотком, словно сам старый колдун явился на этот порог.

Черный Сципион ответил на призыв с изумительной скоростью, но лишь удивленно выпучил глаза при виде простого плотника.

– Господь милосердный, ну и сильный же парень этот плотник! – бормотал Сципион себе под нос. – Кто угодно решил бы, что он колотит по двери огромной дубиной!

– Я пришел, – дерзко заявил ему Мол. – Проводи меня в кабинет своего хозяина.

Когда он перешагнул порог, нота нежной и грустной музыки задрожала и завибрировала в коридорах, доносясь из комнат над лестницей. То был клавикорд, который Эллис Пинчеон привезла с собой из-за моря. Прекрасная Эллис большую часть своего девичьего досуга посвящала цветам и музыке, хотя первые были склонны вянуть, а мелодии часто бывали печальными. Она получила образование за морем и была не в силах привыкнуть к стилю жизни Новой Англии, в котором прекрасное просто не могло проявиться.

Поскольку мистер Пинчеон с нетерпением ожидал прибытия Мола, черный Сципион, конечно же, без промедления пригласил плотника к хозяину. Комната, в которой этот джентльмен устроил свой кабинет, была невелика, окна ее выходили в сад за домом и были частично затенены кронами фруктовых деревьев. То были личные апартаменты мистера Пинчеона, что доказывала сама мебель, элегантная и дорогая, явно вывезенная из Парижа; пол был покрыт ковром искусного и богатого плетения, благодаря которому тот словно светился, как живой цветок на солнце. В одном углу стояла мраморная скульптура женщины, единственным одеянием которой служила ее красота. Несколько картин – которые выглядели старыми, подернутых мягкой пеленой времени, – висело на стенах. У камина стоял большой и очень красивый комод из черного дерева, инкрустированный слоновой костью: антикварная вещь, купленная мистером Пинчеоном в Венеции для хранения медалей, древних монет и прочих мелких и ценных диковинок, собранных им в путешествиях. При всем разнообразии обстановки, однако, комната не утратила изначальных своих черт. Низкий потолок, балки под ним, каминная труба со старомодными голландскими плитками – обстановка отражала разум, совершенно чуждый иностранным идеям, и никакие новшества и искусственные тонкости не делали ее более элегантной.