Натаниель Готорн - Алая буква (сборник)

Черная жирная почва долгое время кормилась разложением: опавшими листьями, лепестками цветов, стеблями и семенными коробочками беззаконных сорняков, куда более полезных после своей гибели, нежели при жизни.

Злые семена прошлых лет вполне естественным образом прорастали снова и снова (что символично перекликается с дефектами общества), стремясь укорениться как можно ближе к людским домам. Однако Фиби заметила в саду и следы неустанного труда. Белый близнец розового куста был заново подвязан у дома ранней весной; грушевое дерево и три тернослива, единственные плодоносящие растения помимо красной смородины, похоже, были недавно подрезаны и избавлены от чересчур разросшихся или больных ветвей. Обнаружила она также несколько старинных сортов цветов, передававшихся здесь по наследству, не в самом лучшем состоянии, но тщательно прополотых; словно кто-то, в проявлении любви или любопытства, стремился придать им все возможное великолепие. В остальной части сада росли разнообразные овощи. Летние тыквы почти распустили свои золотые цветы, огурцы широко раскинули свои плети, два или три ряда стручковой фасоли вились по опорам; томатам отвели весьма уютное и солнечное местечко, и стебли их превратились в настоящих великанов, обещая ранний и щедрый урожай.

Фиби раздумывала, чьему же труду и заботе могут быть обязаны все эти овощи, кто содержит сад в чистоте и порядке. Наверняка не кузина Хепизба, у которой вовсе не было склонности к разведению цветов, хотя это занятие считалось пристойным для леди, и – учитывая ее затворничество и привычку прятаться в мрачных тенях дома, – она едва ли вышла бы под открытое небо, чтобы выпалывать сорняки и окучивать грядки с бобами и тыквами.

Фиби впервые в жизни оказалась вдали от привычной деревенской обстановки, поэтому она нашла неожиданное очарование в этом уголке среди травы, кустарников, благородных цветов и плебейского огорода. Словно само Небо глядело на них с мягкой доброй улыбкой, радуясь тому, что природа, которую успели вытеснить из пыльного города, смогла найти себе этот уютный уголок. Который обрел немного дикой красоты, невероятно нежной, благодаря паре малиновок, устроивших гнездо на грушевом дереве; они деловито и радостно порхали в переплетении темных ветвей. К тому же пчелы, как ни странно, считали, что это местечко достойно их внимания, и прилетали сюда от фермерских ульев за много миль. Как далеко они путешествовали по воздуху со своей сладкой ношей, не раз возвращаясь в сад с рассветного до закатного часа! Вечер уже настал, однако одна или две пчелы приятно жужжали над тыквенными цветами, в глубинах которых вершили свой золотой труд.

Был и еще один объект в саду, который по праву мог бы принадлежать самой Природе, как бы люди не стремились присвоить его себе. То был фонтан с круглой кромкой из старых замшелых камней, с чашей, выложенной мозаикой из разноцветных камешков. Легкое волнение воды, бившей из фонтана, творило волшебство с искусно выложенной галькой, создавая постоянно меняющиеся образы странных фигур, которые появлялись и исчезали, не позволяя себя рассмотреть. Затем, выливаясь на кромку замшелых камней, вода убегала куда-то за забор по каналу, который мы с сожалением вынуждены назвать канавой. Не стоит также забывать о курятнике крайне почтенного возраста, который стоял в дальнем углу сада, неподалеку от фонтана. В последние дни там обитал лишь петух, две его жены и их единственный цыпленок. Все они были чистокровными наследниками вида, который передавался по наследству поколениями Пинчеонов, и были слухи, что когда-то представители этой породы могли достигать едва ли не размеров индюшки, а мясо их было настолько нежным, что подошло бы и королевскому столу. В доказательство истинности этой легенды Хепизба могла показать скорлупу от яйца столь огромного, что не посрамило бы даже страуса. Как бы то ни было, современные куры были едва ли больше голубей; пыльные и растрепанные, они слонялись по двору, издавая сонные и меланхоличные звуки. Очевидно, порода их выродилась, как произошло с большинством знати из-за чересчур тщательного и последовательного стремления сохранить чистоту крови. Пернатое семейство слишком долго существовало обособленно от других и, судя по виду и поведению этого поколения, знало об этом. Они, несомненно, выживали, даже откладывали яйца и выводили цыплят, но не ради собственного удовольствия, а лишь затем, чтобы мир не утратил когда-то столь выдающийся род пернатых. Отличительным их признаком в новые времена стал прискорбно маленький гребень, так странно и непристойно похожий на тюрбан Хепизбы, что Фиби, – зная, что отягчает свою совесть, но не в силах сдержаться, – не смогла не провести аналогии между этими жалкими пернатыми и своей уважаемой родственницей.

Девушка побежала в дом, чтобы собрать крошки хлеба, холодный картофель и другие объедки, которые могли прийтись по вкусу курам. Вернувшись, она издала некий звук, который они совершенно четко узнали. Цыпленок выбрался сквозь дыру в стене курятника и подбежал с необычной для него живостью к ее ногам, а петух и его леди наградили девушку странными косыми взглядами, после чего заквохтали, словно обмениваясь мнениями о ее характере. Облик у кур был столь важным и древним, что это наводило Фиби на мысль: перед нею не просто наследники славного старинного рода – они словно существовали здесь с самого дня постройки Дома с Семью Шпилями и были определенным образом связаны с его судьбой. Возможно, то были духи-хранители или баньши [33], пусть они и отличались от прочих ангелов-хранителей крыльями и перьями.

– Вот, пернатое создание! – сказала Фиби. – Вот тебе вкусные крошки!

При этих словах цыпленок, хоть и казавшийся таким же дряхлым, как его матушка, сумел проявить достаточную живость, чтобы взлететь вверх, на самое плечо Фиби.

– Эта маленькая пташка свидетельствует вам свое высшее почтение! – раздался голос из-за спины Фиби.

Резко обернувшись, она с удивлением увидела молодого человека, который, видимо, вышел в сад через нижнюю дверь шпиля, соседствовавшего с тем, из которого вышла она сама. В руке он держал мотыгу; пока Фиби ходила за крошками, он уже начал окучивать корни томатов.

– Цыпленок ведет себя с вами так, как будто вы давно знакомы, – продолжил он спокойно, с улыбкой, которая сделала его лицо намного более приятным, нежели Фиби показалось на первый взгляд. – Эти почтенные персоны в курятнике, кажется, тоже к вам расположены. Вам посчастливилось быстро добиться их расположения! Меня они знают гораздо дольше, но так и не удостоили подобного отношения, хотя не бывало ни дня, чтобы я не носил им еды. Мисс Хепизба, полагаю, добавит этот факт в свои предания и всем расскажет, что куры узнали в вас Пинчеона!