Андре Моруа - Письма незнакомке

Но в одном отношении мы с вами все же походим на древних греков: кровосмесительство по-прежнему кажется нам чудовищным. Из всех строжайших запретов, возникших еще на заре человеческой истории, этот запрет – самый непреложный, по крайней мере когда речь идет о родстве по прямой линии. Другое дело – родство по боковой линии: египетские фараоны даже поощряли брак между братом и сестрой. Байрон находил в таких отношениях непонятное, мрачное удовольствие, видя в них вызов общественной морали. Когда я писал книгу о его жизни, мне пришлось заниматься довольно щекотливыми разысканиями по этому поводу. Многие английские ученые отрицали, что Байрон и Августа Лей вступили в преступную связь. В конце концов его родственница (в то время ей было восемьдесят пять лет) допустила меня к тайным семейным архивам. Я провел волнующую ночь, расшифровывая при свете двух канделябров интимные дневники и письма. К утру я уже все знал и с некоторым смущением отправился к достопочтенной хозяйке дома.

– Увы, леди Ловлас, – сказал я ей, – отпали все сомнения… Я обнаружил доказательства кровосмешения. Как добросовестный историк, я буду вынужден рассказать обо всем этом в полном согласии с документами… Заранее прошу меня извинить.

Она с изумлением воззрилась на меня.

– А собственно, в чем вы извиняетесь?.. – спросила она. – Байрон и Августа? Ну конечно! Неужели вы в самом деле сомневались?.. Как же иначе? Два юных существа разного пола оказались вдвоем в занесенном снегом мрачном замке и провели взаперти много времени… Как же, по-вашему, они должны были вести себя?

Из этого разговора я понял, что пресловутый запрет соблюдался в Англии XIX века не столь неукоснительно, как в Древней Греции. И все же я считаю, что он необходим для поддержания спокойствия и в семьях, и в душах. Убедитесь в том сами, посмотрев «Иокасту», «Федру», «Землю в огне». Ищите любовь за пределами своего рода. Прощайте.

Для некоторых людей большое искушение – доходить в своей доброте до слабости. Живое воображение позволяет им угадывать, какую радость вызовет у ближнего уступка и как огорчит отказ с их стороны; они угадывают скрытые, глубокие причины, объясняющие прихоть или вспышку гнева, которые другой на их месте строго осудил. «Все понять – значит все простить». Эти прекраснодушные люди только и делают, что прощают и приносят одну жертву за другой.

В их поведении была бы святость, когда бы они приносили в жертву только самих себя. Однако люди созданы для жизни со святыми, и снисходительность становится непростительной, ибо она наносит непоправимый вред тем, к кому ее проявляют. Чересчур нежный муж, недостаточно строгий отец, сами того не желая и не подозревая об этом, формируют нрав своей жены или детей. Они приучают их ни в чем не знать ограничений, не встречать отпора. Однако человеческое общество предъявляет к людям свои требования. Когда эти жертвы нежного обращения встретятся с суровой правдой жизни (а это неизбежно), им будет трудно, гораздо труднее, чем тем, кого воспитывали без излишней мягкости. Они попробуют прибегнуть к тому оружию, которое до сих пор им помогало, – к сетованиям и слезам, ссылкам на плохое настроение и недуги, – но столкнутся с равнодушием или насмешкой и впадут в отчаяние. Причина многих неудачных судеб – неправильное воспитание.

В каждом доме, в каждой семье все ее члены должны знать, что их любят, что родные готовы пойти ради них на многое, но что есть предел всякому терпению, и если они его переступят, то им придется пенять на себя. Поступать по-другому – значит потакать порокам, которые для них же губительны, и, кроме того, ставить себя в такое положение, которое нельзя долго вынести. Уплачивая долги игрока или транжиры, благодетель разорится, но не поможет и не излечит тех, кого хотел спасти. Женившись из жалости и без любви, человек обрекает на несчастье и самого себя, и свою спутницу жизни. «Братья мои, будем суровы», – говорит Ницше. Поправим его: «Братья мои, сумеем быть суровыми»; фраза станет не такой красивой, но более человечной.

То, что я говорю здесь о людях, приложимо, разумеется, и к нациям. В семье наций существуют чересчур добрые народы. В международной политике, как и в «семейной политике», изречение: «Все понять – значит все простить» – вещь опасная. Сносить и оставлять без ответа действия, которые угрожают человечеству войной, не значит служить миру. Тут также должны быть четко установлены пределы. Народы, как и отдельные люди, заходят в своих требованиях слишком далеко и посягают на что-либо до тех пор, пока не встречают отпора. Система сил пребывает в равновесии, пока действие равно противодействию. Когда противодействия нет, равновесие невозможно.

Теперь вы знаете, что вас ожидает. Я с вами мягок и снисходителен. Если понадобится, я смогу быть суровым. Оставайтесь же и впредь мудрой и загадочной незнакомкой, существующей только в моем воображении. Прощайте.

«Будь нос у Клеопатры короче, весь мир был бы иным». Когда мы изучаем нашу собственную жизнь или историю своей страны, нас часто охватывает искушение прибегнуть к этой фразе Паскаля. События, приведшие к самым ужасным последствиям, были столь незначительны, а их переплетения столь удивительны, что мы простодушно изумляемся непоследовательности рока.

Если бы Арлетта Ставиская меньше любила драгоценности, история Третьей республики сложилась бы по-иному. Если бы солдаты, вовремя доставившие в вандемьере пушки Бонапарту, задержались в пути хоть на десять минут, ну, скажем, чтобы промочить горло, в наших книгах не упоминались бы ни Аустерлиц, ни Ваграм. Пришли президент Вильсон в свое время в Париж какого-нибудь сенатора-республиканца, Америка на пятьдесят лет, а быть может, и навсегда, была бы вовлечена в политическую жизнь Европы.

В раздумьях о прошлом неизбежно присутствуют подобные предположения. «Не надумай я в этом году провести пасхальные каникулы в Сен-Тропезе, я никогда бы не повстречался с женщиной, сделавшей меня несчастным». Ничто не доказывает верность этого рассуждения. Без сомнения, незначительные и непредвиденные случайности каждый миг изменяют привычное течение событий. Но только целая цепь необычных совпадений может придать этому течению диаметрально противоположный характер.

Ну, не попали бы вы в Сен-Тропез, попали бы в Сен-Рафаэль, там встретили бы другую женщину такого же склада, она понравилась бы вам, как и первая, по тем же самым причинам, ибо, сами того не ведая, вы в ту пору искали душевных мук. Те или иные обстоятельства вашей жизни могли бы оказаться совсем другими, но ее общие контуры остались бы примерно такими же.