Артур Дойл - Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)

До свидания, мой дорогой друг. Жду от тебя такого же подробного письма о том, как обстоят дела у тебя. Не забудь упомянуть, чем закончилась история с Рэттреем.

Дружище, я был ужасно рад получить твое заверение в том, что ничто из того, что я говорил или могу сказать по поводу религии, не может никоим образом тебя обидеть! Мне даже трудно выразить словами, какое искреннее удовольствие и чувство облегчения доставило мне твое сердечное письмо, ведь мне больше не с кем поговорить на такие темы. Мне приходится держать свои мысли в себе, а невысказанные мысли рано или поздно скисают. Великое дело иметь собеседника, которому можно высказать все, что думаешь… и даже лучше, если он придерживается другого мнения. Это не дает мозгу застаиваться и заставляет собраться.

Те, кого я люблю больше всего, меньше всего сочувствуют моей борьбе. Они говорят о необходимости жить в вере, как будто этого можно достичь волевым актом. Это же все равно, что посоветовать мне иметь черные волосы вместо рыжих. Можно было бы сделать вид, что я отказался пользоваться разумом в религиозных вопросах, но я не могу пренебречь самым ценным даром, которым наградил меня Бог. Я БУДУ пользоваться им. Более добродетельно пользоваться разумом и заблуждаться, чем отказаться от него и считаться правым. Конечно, мой разум не более чем школьная линейка, которой мне предстоит измерить Эверест, но другого орудия у меня нет, и я не выброшу ее до тех пор, пока дышу.

При всем уважении к тебе, Берти, хочу сказать, что придерживаться ортодоксальных взглядов проще всего. Человек, которому больше всего в этом мире нужна внутренняя успокоенность и материальная обеспеченность, конечно же, выберет для себя именно такой путь. Как говорит Смайлс {127}: «По течению может плыть даже дохлая рыба, но плыть против течения под силу немногим». Что может быть более благородным, чем рождение и сам родитель христианства? Как прекрасна борьба за идею, которая похожа на цветок, распустившийся между камней и золы! Но неужели то была последняя из идей? Неужели подобное устройство идеи выше человеческого разума? Неужели этот скромный мыслитель был тем высшим разумом, о телесной сущности которого мы даже не можем помыслить, рискуя быть обвиненными в попрании устоев? Все это является одним из глубочайших заблуждений человечества. Прекрасный рассвет христианства обернулся для человечества безвременьем и лихолетьем. Те, кто призван олицетворять его идеалы, переселились из хижин во дворцы, оставили рыбные сети и стали заседать в палате лордов. Да и позиция другого претендента на это место, живущего в Ватикане в окружении произведений искусства, гвардейцев и винных погребов, в той же мере нелогична. Все они хорошие и умные люди и на рынке умственного труда получают, возможно, столько, сколько действительно стоят, но как они могут считать себя лицом той самой веры, которая, по их же заверениям, основана на стремлении к нестяжательству, смирению и самоотречению? Среди них нет ни одного, кто не стал бы согласно кивать головой, услышав притчу о браке царского сына. Но попытайся кого-нибудь из них на ближайшем королевском приеме сдвинуть с занимаемого места в очереди. Не так давно подобная история приключилась с кардиналом, и вся Англия загудела от его протестов. Каким надо быть слепцом, чтобы не видеть, что можно одним шагом занять истинное первое место этой очереди, если встать в самый ее конец и громко заявить, что это именно то, к чему призывал учитель!

Но что мы знаем? Кто все мы? Бедные глупые недоразвитые существа, выглядывающие из бесконечности, с ангельскими порывами и звериными повадками. Но нас ждет прекрасное будущее. Если же нет, это будет обозначать, что ТОТ, кто сотворил нас, сам является злом, а этого нельзя себе представить. Определенно, нас ждет прекрасное будущее!

Перечитав все это, я ощутил что-то вроде стыда. Разум мой старается поспеть за ходом мыслей, которые переплетаются и образуют бесформенный клубок с торчащими оборванными концами. Попытайся его распутать, дорогой Берти, и поверь, что я все пишу от чистого сердца. Больше всего мне не хотелось бы превратиться в адепта, подгоняющего истину под свои идеи. Я всего лишь хочу иметь возможность взять ее (истину) за руку и идти вслед за ней, лишь бы она время от времени поворачивалась ко мне лицом, чтобы я понимал, за кем иду.

По адресу на этом письме, Берти, ты наверняка понял, что я покинул Шотландию и сейчас нахожусь в Йоркшире {128}. Пробыл я здесь три месяца и теперь собираюсь уезжать, причем обстоятельства, принуждающие меня к этому, весьма и весьма необычны, а моя дальнейшая судьба представляется мне туманной. Старый добрый Каллингворт оказался козырной картой. Я всегда в него верил. Но я, как обычно, начинаю не с того конца. Итак, вот рассказ о том, что произошло.

В прошлом письме я поведал тебе о своем сумасшедшем (в прямом смысле) приключении и об унизительном возвращении домой из замка Лохтулли. Когда я расплатился за фланелевые рубашки, которыми моя матушка снабдила меня перед отъездом, от всех заработанных денег у меня осталось пять фунтов. На них, поскольку это были первые заработанные мною деньги, я купил ей золотой браслет, что сразу же вернуло меня в обычное состояние полного безденежья. Однако осознавать, что я все же хоть что-то заработал, для меня очень важно. Благодаря этому я понял, что смогу это сделать еще не раз.

Не прошло и нескольких дней после моего возвращения, как однажды утром после завтрака отец позвал меня в свой кабинет и завел серьезный разговор о том, как у нас обстоят дела с деньгами. Начал он с того, что расстегнул жилет и попросил послушать пятый межреберный промежуток в двух дюймах слева от грудины. Я выполнил его просьбу и был поражен, услышав отчетливый шум возврата крови.

– Это у меня давно, – сказал он, – но вот в последнее время у меня еще стали отекать лодыжки и появились почечные симптомы. – Я, конечно, стал говорить, как мне жаль и попытался успокоить его, но он довольно резко оборвал меня. – Дело в том, – сказал он, – что ни в одной страховой конторе мою жизнь не застрахуют. Я же из-за конкуренции и постоянно растущих трат не сумел ничего отложить на черный день. Если случится так, что я скоро умру (что, между нами, не так уж маловероятно), забота о матери и детях ляжет на твои плечи. Практика моя настолько зависит от меня лично, что я не могу надеяться передать ее тебе с тем, чтобы ты смог обеспечивать ею семью.

Тогда я вспомнил о совете Каллингворта ехать туда, где тебя никто не знает.

– Мне кажется, что у меня будет больше шансов что-то заработать, если я уеду куда-нибудь в другое место, – сказал я.