Артур Дойл - Тень великого человека. Загадка Старка Манро (сборник)

Подобного рода работой (вакцинация, перевязки, мелкая хирургия) мы занимаемся почти до одиннадцати часов, потом собираемся в кабинете Хортона, чтобы составить список. На специальной доске там висят карточки с именами всех пациентов, которые проходят лечение на дому, мы рассаживаемся у нее с раскрытыми тетрадями и начинаем распределять их между собой. В половине двенадцатого, когда распределение закончено, а лошади запряжены, мы разъезжаемся по своим делам. Хортон на паре отправляется к работодателям, я на двуколке – к работникам, а Маккарти на своих крепких ирландских двух отправляется по тем хроническим больным, которым квалифицированный медик ничем не поможет, а неквалифицированный не навредит.

Потом в два часа мы снова собираемся и обедаем. Если кто-то чего-то не успел, нужно продолжить объезд пациентов, если же все нормально, Хортон диктует рецепты и с черной глиняной трубкой в зубах отправляется отдыхать в свою комнату. Такого страстного курильщика, как он, мне еще не приходилось видеть. Вечером он собирает остатки недокуренного табака из всех своих трубок, а утром перед завтраком курит эту смесь на конюшне. Когда он идет отдыхать, мы с Маккарти принимаемся за лекарства. Нам нужно примерно полсотни разных баночек и бутылочек наполнить пилюлями, мазями и т. д. Где-то в полпятого мы заканчиваем и расставляем их по полочкам с фамилиями больных. После этого у нас есть часок отдыха, мы курим, читаем или идем в сарай, где хранится упряжь, и занимаемся там боксом с конюхом. После чая мы снова беремся за работу. С шести до девяти мы принимаем пациентов, они приходят за лекарствами или на обследование. После этого, если есть тяжелые случаи, мы снова разъезжаемся и наконец около десяти, если все благополучно, можем снова покурить или переброситься в карты. Почти не бывает таких ночей, когда кому-то из нас не приходится отправляться на срочный вызов, который может отнять два часа, а может и все десять. Как видишь, довольно напряженная работа, но Хортон такой славный человек и сам работает так напряженно, что ни у кого не возникает желания жаловаться. Вообще у нас сложились прекрасные отношения, мы общаемся как братья, вечно подтруниваем друг над другом, да и пациенты чувствуют себя у нас как дома. Я думаю, что всем нам работа эта приносит удовольствие.

Да, Хортон – действительно славный малый. Сердце у него большое и благородное. В нем нет ничего мелочного, ему нравится видеть, что все вокруг него довольны жизнью и счастливы. И надо признать, что его спортивная фигура и краснощекое лицо немало способствуют этому. Он – прирожденный врачеватель. Заходя в комнату, отведенную для больных, он как будто освещает ее своим внутренним светом. Этот свет я почувствовал еще на железнодорожной станции, когда впервые увидел его. Однако я не хочу, чтобы мое описание этого человека заставило тебя подумать, будто он чересчур мягок. На самом деле Хортон совсем не овечка. Вспыльчив он не менее, чем отходчив. Какая-нибудь ошибка в дозировке лекарства может вывести его из себя, и тогда он врывается в приемную, как ураган, щеки у него начинают гореть, бакенбарды топорщатся, а из глаз сыплются искры. После этого журнал записей с грохотом летит на стол, склянки жалобно звенят, а конторка содрогается от могучего удара кулака. Затем он уходит, и мы слышим, как следом за ним по очереди захлопываются пять дверей. Когда он не в настроении, по этим хлопающим дверям мы можем определить маршрут его движения по дому. Причина его негодования может быть разная: то ли Маккарти пузырек с жидкостью от кашля подписал «Для промывания глаз», то ли послал больному пустую коробочку для пилюль с указанием принимать каждые четыре часа; как бы то ни было, со временем циклон рассеивается, и наша следующая встреча за обеденным столом проходит мирно и весело.

Я говорил, что пациенты чувствуют себя здесь как дома. К нам приходят даже те, кто, что называется, выпил лишнего. Признаюсь, я поначалу даже не разобрался, что к чему. Когда через пару дней после моего приезда ко мне подошел один из членов клуба с бутылкой под мышкой и спросил, не я ли работаю у доктора, я послал его к кучеру на конюшню. Но скоро начинаешь к этому привыкать. Если к тебе обращается такой человек, в этом нет ничего обидного, да и на что тут обижаться? Все они хорошие, добрые люди и, может быть, не питают уважения к твоей профессии, что, конечно же, не очень приятно, но, если тебе удастся расположить их к себе лично, то они вполне дружелюбны и даже преданны. Мне нравится крепкое пожатие их пропитанных угольной пылью темных рук.

Еще одной особенностью этого района является то, что многие владельцы заводов и шахт в прошлом сами были рабочими и до сих пор (по крайней мере, некоторые из них) сохранили свои старые привычки и даже одежду. На днях у миссис Вайт, тещи Хортона, был сильнейший приступ мигрени, и, поскольку все мы любим эту милую старушку, весь день мы старались вести себя как можно тише. Но вдруг кто-то три раза громко постучал дверным молоточком. Через секунду раздалась еще одна серия оглушительных ударов, не таких звонких, как будто привязанный осел хотел вышибить дверную панель. В царившей тишине слышать это было невыносимо. Я бросился к двери, распахнул ее и увидел довольно потрепанного вида мужчину, который как раз занес руку для очередного удара.

– Вы что, с ума сошли? Что случилось? – спросил я, но не ручаюсь, что я не был более экспрессивен в выражениях.

– Боль в челюсти, – пожаловался он.

– Зачем же так шуметь? – сказал я. – Кроме вас ведь здесь и другие больные есть.

– Если я плачу деньги, парень, я имею право шуметь так, как мне хочется, – и с этими словами он опять принялся изо всех сил колотить в дверь.

Он мог бы так барабанить все утро, если бы я его не выдворил и не вывел за калитку сада. Через час в доме захлопали двери, и в приемную ворвался Хортон.

– Манро, как это понимать? – накинулся он на меня. – Мистер Ашер говорит, что ты очень грубо с ним обошелся.

– Приходил тут один из клуба и барабанил в дверь, как сумасшедший, – объяснил я. – Я боялся, что он побеспокоит миссис Вайт, ну, и утихомирил его.

Глаза Хортона непонятно заблестели.

– Друг мой, – сказал он, этот «один из клуба», как ты его называешь, самый богатый человек в Мертоне. Он приносит мне сто фунтов в год.

Я не сомневаюсь, что ему удалось успокоить его заверением, что я буду строжайшим образом наказан или оштрафован или что-нибудь в этом роде, но больше этот случай не вспоминали.

Жизнь здесь, Берти, идет мне на пользу. У меня появилась возможность познакомиться с простыми трудягами из рабочего класса и понять, какие это хорошие люди. Ведь обычно по одному пьянчуге, который в субботу вечером горланит на всю улицу песни, мы судим о девяноста девяти достойных уважения людях, которые в это время спокойно сидят дома у камина. Больше я такой ошибки не совершу. Когда я вижу, с какой душевностью бедные люди относятся друг к другу, мне становится стыдно за самого себя. А их необычайная терпеливость! Теперь-то я понимаю, что, если где-то происходят народные восстания, причины, заставившие их пойти на это, должны быть действительно очень серьезными. Мне кажется, что крайности, до которых доходила толпа во время Французской революции, сами по себе ужасны, но их можно объяснить тем, что веками простой люд жил в нищете и страданиях, накапливая злобу, пока наконец этот вулкан не взорвался. Еще меня восхищает мудрость этих людей. Иногда просто диву даешься, когда читаешь статьи какого-нибудь бойкого газетного писаки о невежестве масс. Они не знают, в каком году была подписана Великая хартия вольностей или на ком женился Джон Гант {130}, но попроси их решить какой-нибудь современный насущный вопрос, и они без промедления выдадут совершенно верный ответ. Разве не они провели билль о реформе парламентского представительства {131}, преодолев противостояние так называемого образованного среднего класса? Разве не они поддержали северян в борьбе с южанами, когда почти все наши лидеры хотели обратного? {132}Когда произойдет всемирное судилище и будет сокращена торговля спиртными напитками, неужели кто-то сомневается, что случится это под давлением этих скромных людей? Их взгляд на жизнь намного проще и честнее. Мне кажется, нужно принять как аксиому, что, чем больше простых людей будет иметь право голоса, тем более мудрым будет управление страной.