Генри Хаггард - Копи царя Соломона

О, сколько доброты, сколько силы и бодрости было у нашего богатыря! Если бы мы были испуганными детьми, а он нашей нянькой – и то он не мог бы обойтись с нами нежнее. Он совершенно забыл про свои собственные страдания и делал все, что мог, чтобы успокоить наши расстроенные нервы, рассказывая нам всевозможные случаи, где люди, находившиеся в подобных же обстоятельствах, спасались точно чудом. Когда же ему не удалось ободрить нас этим способом, он принялся доказывать, что, в сущности говоря, все дело сводится к тому, что для нас раньше настанет конец, неизбежный для всякого человека, и что смерть от истощения – очень спокойная смерть (что совершенно неверно). Чудный у него характер: мягкий, кроткий, но в то же время очень сильный!

Наконец как-то прошел этот день, как прошла перед тем и ночь (если только можно употребить эти выражения в таком месте, где все время стояла одна непроглядная ночь), и когда я опять зажег спичку и взглянул на часы, они показывали семь.

Мы снова поели и напились воды, после чего мне пришла в голову совершенно новая мысль.

– Отчего это, – проговорил я в раздумьи, – воздух здесь такой свежий? Тут очень душно, но воздух нисколько не испорчен.

– Да, да! – воскликнул Гуд, вскакивая с места. – Как это мы раньше об этом не подумали! Уж конечно, воздух не может сюда проникнуть сквозь каменную дверь, она совершенно герметически закупоривает стену. Но откуда-нибудь должен же он проходить. Если бы здесь не было притока воздуха, мы бы сразу задохнулись. Давайте искать!

Даже удивительно, какую перемену произвела в нас эта ничтожная искорка надежды. Через минуту мы все трое уже ползали на четвереньках по всему полу, ощупывая, нет ли где хоть малейшего дуновения.

С час или больше мы продолжали свои поиски, после чего мы с сэром Генри в отчаянии бросили это занятие, добившись только одних ушибов, так как постоянно стукались головами то об ящики, то о клыки, то просто о стену. Но Гуд все еще упорствовал, уверяя, что это все-таки лучше, чем ничего не делать…

– Послушайте-ка, – сказал он вдруг неуверенным голосом, – идите сюда!

Нечего и говорить, что мы сию же минуту очутились около него.

– Кватермэн, положите-ка руку вот сюда, где моя рука. Ну, чувствуете что-нибудь?

– Мне кажется, что я чувствую струю воздуха!

– Теперь прислушайтесь!

Он встал и сильно топнул ногой по этому месту. В наших сердцах зажглась надежда: оно издавало гулкий звук.

Я зажег спичку дрожащими руками. У меня их было только три. Мы увидели, что находимся в самом отдаленном углу комнаты, чем и объяснилось, что мы не заметили при первом осмотре, что в этом месте шаги звучат иначе, более гулко. Пока спичка горела, мы тщательно разглядывали пол. В цельном каменном полу была вделана настоящая плита, а в этой плите, наравне с ней, виднелось каменное кольцо. О счастье, о радость! Мы не проронили ни одного слова: наше волнение было так сильно и наши сердца так страшно бились, переполненные безумной надеждой, что мы просто не могли говорить. У Гуда был складной нож, а к ножу был приделан один из тех здоровенных крючков, с помощью которых извлекаются гвозди из лошадиных подков. Он достал его и начал скрести им вокруг кольца. Наконец ему удалось зацепить его снизу, и он стал осторожно его поднимать, действуя крючком, точно рычагом. Кольцо немного подалось. Так как оно было каменное, то и не засело так плотно в скале, лежа здесь в течение многих столетий, как это бы непременно случилось, если бы оно было железное. Наконец кольцо поднялось. Гуд схватился за него обеими руками и дернул изо всей силы. Плита не тронулась.

– Дайте я попробую! – сказал я в нетерпении.

Плита находилась в самом углу, и потому двоим зараз подойти к ней было невозможно. Я взялся за кольцо и начал тянуть его в свою очередь: ничто не двигалось.

Тогда попробовал сэр Генри, и тоже безуспешно.

Гуд снова взял крючок и начал скоблить камень около той трещины, сквозь которую проходила струя воздуха.

– Вот что, Куртис, – сказал он, – возьмитесь за кольцо и тяните его что есть силы; ведь вы сильны за двоих. Постойте!

Он снял плотный черный шелковый шарф, который носил на шее по своей неизменной привычке к тщательному туалету, и продел его в кольцо.

– Кватермэн, беритесь за Куртиса и тяните его к себе изо всех сил, когда я скажу. Ну!

Сэр Генри напряг все свои могучие силы; то же сделали и мы с Гудом по мере сил и возможности.

– Тяните! Тяните! Подается! – проговорил сэр Генри задыхающимся голосом, и я услышал, как работали его мускулы.

Вдруг раздался треск, на нас пахнуло свежим воздухом, и мы все как один человек упали навзничь и очутились на полу, прикрытые каменной плитой. Сила сэра Генри сделала свое дело и, конечно, на этот раз сослужила ему такую службу, какая редко выпадет на долю мускульной силы.

– Зажгите спичку, Кватермэн, – сказал он, как только мы успели подняться и перевести дух. – Смотрите, теперь поосторожнее!

Я повиновался. Перед нами – о радость! – открылась верхняя ступенька каменной лестницы.

– Ну, что же нам теперь делать? – спросил Гуд.

– Да, конечно, идти по лестнице, уповая на благость судьбы.

– Стойте! – сказал сэр Генри. – Кватермэн, возьмите оставшуюся воду и бильтонг: они могут нам понадобиться.

Я ощупью отправился за ними туда, где стояли ящики, и тут меня осенила внезапная мысль. За последние сутки мы очень мало помышляли о бриллиантах; нам и вспомнить-то о них было тошно, принимая во внимание, что мы из-за них вытерпели; но мне пришло в голову, что теперь, пожалуй, нелишнее захватить малую толику на тот случай, что мы когда-нибудь выберемся из этой проклятой трущобы. А потому я запустил руку в первый попавшийся ящик и набил все уцелевшие карманы моей старой охотничьей куртки, а напоследок – то была поистине счастливая мысль! – захватил две пригоршни самых крупных камней из третьего ящика.

– Послушайте-ка! – закричал я товарищам, – разве вы не возьмете себе бриллиантов? Я уже набил все свои карманы.

– Пропади они пропадом, эти бриллианты! – отвечал сэр Генри. – Надеюсь, что я никогда больше их не увижу!..

Гуд не отозвался ни словом. Я думаю, что он в эту минуту прощался с тем, что оставалось от несчастной девушки, которая спасла ему жизнь. Вам, читатель, пока вы спокойно сидите дома и соображаете, какое огромное, просто неслыханное богатство мы теперь покидали, вам это покажется невероятным, но уверяю вас, что если бы вы просидели на нашем месте двадцать восемь часов почти без всякой пищи и питья, то и вам не захотелось бы нагружаться алмазами перед тем, как лезть в недра земли с безумной надеждой на избавление от мучительной смерти. Дай мне, верно, в голову бы не пришло набивать свои карманы, не будь у меня долголетней привычки никогда не упускать из виду своей выгоды и ничем хорошим не брезговать. Эта привычка стала моей второй натурой, так что я уже не могу от нее отделаться.