Артур Конан Дойль - Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона

– Боже мой! – вскрикнул он. – Кто-то отвязал собаку. Ее не кормили два дня. Скорей, скорее! не то будет поздно!

Мы с Холмсом выбежали на двор, Толлер за нами. Громадное голодное животное вцепилось в горло Рюкэстля, который корчился на земле и кричал от боли. Я подбежал к собаке и выстрелил в упор. Она упала, не разжимая своих острых белых зубов. С большим трудом мы разжали ей челюсти и внесли в дом Рюкэстля, живого, но страшно изуродованного. Мы положили его в гостиной на диван и послали отрезвившегося Толлера за мисс Рюкэстль, а я сделал, что мог, чтоб облегчить его страдания. Мы все стояли вокруг раненого, когда вдруг отворилась дверь и в комнату вошла высокая неуклюжая женщина.

– Миссис Толлер! – вскрикнула мисс Гёнтер.

– Да, мисс. М-р Рюкэстль выпустил меня, когда вернулся домой. Ах, мисс, жаль, что вы не открыли мне своих планов, я бы сказала вам, что ваши труды напрасны.

– Ага! – сказал Холмс, пристально смотря на нее. – Очевидно, миссис Толлер знает больше всех остальных.

– Да, сэр, знаю и готова все рассказать.

– Тогда присядьте, пожалуйста; мы послушаем. Сознаюсь, что тут многое еще неясно для меня.

– Сейчас я объясню вам все, – сказала она. – Рассказала бы и раньше, если бы меня выпустили из погреба. Если дело дойдет до суда, – помните, что я ваш друг и была всегда другом мисс Алисы.

Мисс Алиса не была вообще счастлива с тех пор, как отец ее женился во второй раз. Она не имела никакого голоса в доме, и жилось ей плохо, но стало еще хуже с тех пор, как она познакомилась с мистером Фоулером. Насколько я знаю, у мисс Алисы есть свое отдельное состояние, но она так тиха и терпелива, что предоставляла м-ру Рюкэстлю распоряжаться всем. Он знал, что все изменится, когда появится жених, который потребует выдачи состояния, принадлежащего невесте. Тогда м-р Рюкэстль начал уговаривать ее подписать бумагу, что она предоставляет ему пользоваться ее имуществом и в том случае, если выйдет замуж. Он так мучил ее этими уговорами, что у нее сделалось воспаление мозга, и в продолжение шести недель она была при смерти. Наконец, ей сделалось лучше, но от нее осталась лишь тень, – чудные ее волосы были обрезаны. Однако, молодой человек остался верен ей и любил ее по-прежнему.

– Ага! – сказал Холмс. – Теперь я все понимаю. М-р Рюкэстль решился прибегнуть к системе одиночного заключения?

– Да, сэр.

– И привез мисс Гёнтер из Лондона сюда, чтобы избавиться от неприятного постоянства мистера Фоулера?

– Да, сэр.

– Но мистер Фоулер, как настойчивый человек – каким и следует быть истому моряку – повел осаду на дом и, встретившись с вами, убедил вас, с помощью металлических или иных аргументов, что ваши интересы совпадают с его интересами.

– Мистер Фоулер очень милый, щедрый господин, – невозмутимо сказала миссис Толлер.

– И таким образом он устроил, что у вашего мужа было всегда достаточно водки, а лестница была приготовлена, как только хозяин ушел из дома.

– Так точно, сэр.

– Простите нас за причиненное вам беспокойство, м-с Толлер, – сказал Холмс. – Вы действительно разъяснили нам все, как нельзя лучше. Вот идет врач и м-с Рюкэстль. Я думаю, Ватсон, нам нужно проводить мисс Гёнтер в Винчестер. Наше присутствие здесь едва ли желательно.

Так была раскрыта тайна усадьбы «Под буками». М-р Рюкэстль не умер, но остался навсегда калекой… поддерживаемым заботами его преданной жены. Они все еще живут со своими старыми слугами, которые, вероятно, слишком хорошо знают прежнюю жизнь Рюкэстля. Мистер Фоулер и мисс Рюкэстль повенчались на другой же день после побега. М-р Фоулер занимает теперь какой-то пост на острове св. Маврикия. Что касается мисс Виолетты Гёнтер, то, к сожалению, мой приятель Холмс перестал интересоваться ею, как только узнал, в чем состояла тайна Рюкэстля. Теперь она – начальник частного училища в Уольсалле и, кажется, ведет свое дело очень успешно.

1892

Мистер Шерлок Холмс, имевший обыкновение вставать очень поздно, за исключением тех нередких случаев, когда вовсе не ложился спать, сидел за завтраком. Я стоял на коврике перед камином и держал в руках трость, которую наш посетитель забыл накануне вечером. Это была красивая, толстая палка с круглым набалдашником. Как раз под ним палку обхватывала широкая (в дюйм ширины) серебряная лента, а на этой ленте было выгравировано: «Джэмсу Мортимеру, M. R. С. S. от его друзей из С. С. Н.» и год «1884». Это была как раз такого рода трость, какую носят обыкновенно старомодные семейные доктора, – почтенная, прочная и надежная.

– Что вы с нею делаете, Ватсон?

Холмс сидел ко мне спиной, а я ничем не обнаружил своего занятия.

– Почему вы узнали, что я делаю? У вас, должно быть, есть глаза в затылке.

– У меня по крайней мере есть хорошо отполированный кофейник, и он стоит передо мною, – ответил он. – Но скажите мне, Ватсон, что вы делаете с тростью нашего посетителя? Так как мы к несчастию упустили его визит и не имеем понятия о том, зачем он приходил, то этот знак памяти приобретает известное значение. Послушаем, какое вы составили представление о человеке, рассмотрев его трость.

– Я думаю, – сказал я, пользуясь, насколько мог, методом моего товарища, – что доктор Мортимер удачный пожилой врач, пользующийся уважением, раз знакомые оказали ему внимание этим подарком.

– Хорошо! – одобрил Холмс. – Прекрасно!

– Я также думаю, что он, вероятно, деревенский врач и делает много визитов пешком.

– Почему?

– Потому что эта трость, очень красивая, когда была новою, до того исцарапана, что вряд ли ее мог бы употреблять городской врач. Железный наконечник до того истерт, что, очевидно, с нею совершено не малое число прогулок.

– Совершенно здраво! – заметил Холмс.

– Затем на ней выгравировано «от друзей из С. С. Н.». Я полагаю, что эти буквы означают какую-нибудь охоту (hunt), какое-нибудь местное общество охотников, членам которого он, может быть, подавал медицинскую помощь, за что они и сделали ему этот маленький подарок.

– Право, Ватсон, вы превосходите самого себя, – сказал Холмс, отодвигая стул и закуривая папироску. – Я должен сказать, что во всех ваших любезных рассказах о моих ничтожных действиях вы слишком низко оценивали свои собственные способности. Может быть, вы сами и не освещаете, но вы проводник света. Некоторые люди, не обладая сами гением, имеют замечательную способность вызывать его в других. Признаюсь, дорогой товарищ, что я в большом долгу у вас.

Никогда раньше не говорил он так много, и я должен сознаться, что слова его доставили мне большое удовольствие, потому что меня часто обижало его равнодушие к моему восхищению им и к моим попыткам предать гласности его метод. Я также гордился тем, что настолько усвоил его систему, что применением ее заслужил его одобрение. Холмс взял у меня из рук трость и рассматривал ее несколько минут невооруженным глазом. Затем, с выражением возбужденного интереса на лице, он отложил папиросу и, подойдя с тростью к окну, стал ее снова рассматривать в лупу.