Артур Конан Дойль - Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона

– Почему бы нам тотчас же не схватить его?

– Наше дело не закончено. Молодец этот осторожен и хитер до крайности. Важно не то, что мы знаем, а то, что мы можем доказать. Если мы сделаем один неверный шаг, мерзавец может ускользнуть из наших рук.

– Что мы можем сделать?

– Завтра у нас много будет дела. Сегодня же ночью мы можем только оказать последнюю услугу нашему другу.

Мы сошли с крутого склона и подошли к телу, ясно выделявшемуся на посеребренных луною камнях. При виде скорченных членов, я почувствовал, что мне сдавило горло, и слезы навернулись на глазах.

– Надо послать за помощью, Холмс. Мы не в состоянии донести его до голля. Боже мой, да вы с ума сошли!

Холмс вскрикнул и наклонился к телу. Затем принялся плясать, хохотать и трясти мою руку. Неужели это мой сериозный, сдержанный друг!

– Борода! борода! У человека борода!

– Борода?

– Это не баронет… Это… да это мой сосед, беглый каторжник.

Мы лихорадочно перевернули тело вверх лицом: окровавленная борода торчала вверх, освещенная холодным, ясным месяцем. Не могло быть никакого сомнения; тот же выдающийся лоб и впалые глаза. Это было то самое лицо, которое я видел при свечке высматривавшим из-за скалы, – лицо преступника Сельдена.

Тут сразу все стало для меня ясным. Я вспомнил, как баронет говорил мне, что он подарил свое старое платье Барримору. Барримор передал его Сельдену, чтобы помочь ему бежать. Сапоги, рубашка, шапка, – все было от сэра Генри. Трагедия оставалась на лицо, но по крайней мере этот человек заслужил смерть по законам своего отечества. Я рассказал обо всем этом Холмсу, и сердце мое трепетало от благодарности и радости.

– Значит, платье было причиною смерти бедного малого, – сказал он. – Ясно, что собака была пущена по следу после того, как ее ознакомили с какою-нибудь принадлежностью туалета сэра Генри, – по всей вероятности с сапогом, который был утащен в отеле, и таким образом человек этот был загнан. Однако же, тут есть одна очень странная вещь; каким образом Сельден узнал в темноте, что собака пущена по его следам?

– Он услыхал ее.

– Столь закаленный человек, как этот беглый, неспособен оттого только, что услыхал собаку на болоте, пасть в такой пароксизм страха, чтобы дико кричать о помощи и тем рисковать быть снова пойманным. Судя по его крикам, он, должно быть, очень долго бежал после того, как узнал, что собака напала на его след. Каким образом он это узнал?

– Для меня составляет большую тайну, – почему эта собака, предполагая, что все наши догадки правильны…

– Я ничего не предполагаю.

– Ну; так почему эта собака была спущена сегодня ночью. Полагаю, что она не всегда свободно бегает по болоту. Стапльтон не выпустил бы ее, если бы не имел причины думать, что сэр Генри придет сюда.

– Моя загадка страшнее вашей, потому, что я думаю, что мы очень скоро получим ответ на ваш вопрос, между тем как мой может на веки остаться тайною. A теперь вопрос в том, что нам делать с телом этого несчастного? Нельзя же его оставить здесь на съедение лисицам и воронам.

– Я бы посоветовал положить его в одну из хижин, пока мы не дадим знать полиции.

– Верно, Не сомневаюсь, что у нас хватит сил дотащить его. Эге, Ватсон, это что такое? Да это он сам. Какова дерзость! Ни слова, могущего обнаружить ваши подозрения, – ни слова, иначе все мои планы рухнут.

По болоту приближался к нам человек, и я видел тусклый красный огонь сигары. Месяц освещал его, и я мог рассмотреть ловкую фигуру и легкую быструю походку натуралиста. Он приостановился, когда увидел нас, а затем продолжал приближаться к нам.

– Доктор Ватсон, неужели это вы? Вы последний человек, которого бы я ожидал увидеть на болоте в этот час ночи. Но, Боже мой, это что такое? С кем-нибудь случилось несчастие? Нет… Не говорите мне, что это наш друг, сэр Генри!

Он пробежал мимо меня и нагнулся над мертвым телом. Я услыхал хрип в его груди, и сигара выпала из его пальцев.

– Кто… кто это? – пробормотал он.

– Это Сельден – человек, убежавший из Принцтаунской тюрьмы.

Стапльтон посмотрел на нас; лицо его было ужасное, но с невероятным усилием он овладел своим удивлением и разочарованием. Он зорко взглянул на Холмса, затем на меня.

– Боже мой! Как это ужасно! Как он умер?

– По-видимому – он сломал себе шею, упав с этих скал. Мой друг и я бродили по болоту, когда услыхали крик.

– Я тоже слышал крик. Вот почему и вышел. Я беспокоился о сэре Генри.

– Почему именно о сэре Генри? – не мог я не спросить.

– Потому что я приглашал его прийти к нам. Когда он не пришел, меня это удивило, а затем я естественно встревожился за него, услыхав крики на болоте. Кстати, – он снова пристально посмотрел на Холмса, – вы ничего больше не слыхали?

– Нет, – ответил Холмс, – а вы?

– И я ничего.

– Так почему же вы спросили?

– Ах, вам известны истории, которые рассказывают мужики о привидении в виде собаки и т. д. Говорят, что слышен по ночам ее вой на болоте. Вот мне и хотелось знать, не слышали ли вы чего-нибудь в этом роде сегодня ночью?

– Мы ничего подобного не слыхали, – сказал я.

– A что вы думаете о смерти этого несчастного?

– Я не сомневаюсь, что жизнь в вечном страхе и в такой обстановке помутила его рассудок. Он в припадке сумасшествия бежал по болоту, случайно тут упал и переломил себе шею.

– Такое объяснение, кажется, вполне разумным, – сказал Стапльтон и при этом вздохнул, как мне показалось, с облегчением. – Что вы об этом думаете, мистер Шерлок Холмс?

Мой друг поклонился и сказал:

– Вы быстро узнаете людей.

– Мы ожидали вас в наши края с тех пор, как приехал сюда доктор Ватсон. Вы попали как раз на трагедию.

– Да, действительно. Я не сомневаюсь, что объяснение, данное моим другом, окажется верным. Я увезу завтра с собою в Лондон неприятное воспоминание.

– Как, вы завтра уезжаете?

– Да, таково мое намерение.

– Надеюсь, что ваш приезд пролил некоторый свет на происшествия, поставившие нас в тупик?

Холмс пожал плечами.

– Не всегда достигаешь успеха, на который надеешься. Расследователю нужны факты, а не легенды и слухи. Это неудачное для меня дело.

Мой друг говорил самым искренним и спокойным тоном. Стапльтон продолжал пристально смотреть на него. Затем он обратился ко мне:

– Я бы предложил перенести ко мне этого бедного малого, но это может так напугать мою сестру, что я считаю себя не в праве это сделать. Я думаю, что если мы накроем его лицо, то он благополучно пролежит здесь до утра.

Мы так и сделали. Отклонив гостеприимные предложения Стальптона, Холмс и я двинулись в Баскервиль-голль, предоставив натуралисту возвращаться домой в одиночестве. Оглянувшись, мы видели его фигуру, медленно удалявшуюся по обширному болоту, а за нею – единственное темное пятно на освещенном луною склоне, указывавшее место, на котором лежал так ужасно погибший человек.