Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад

1. Еще Кентавр не перешел пучины,
Как в дикий бор вступили мы одни,
Где ни единой не было тропины.

4. В нем, скорчившись, растут кривые пни;
В нем все темно, без зелени, без цвета;
В нем яда полн бесплодный терн в тени. [273]

7. В такую глушь, в такую дичь, как эта,
Не мчится вепрь с возделанных полей
В стране между Чечины и Корнета. [274]

10. Вьют Гарпии там гнезда из ветвей,
Прогнавшие с Строфад Энея криком,
Пророческим предвестником скорбей.

13. На крыльях длинных, с человечьим ликом,
С когтьми на лапах, с чревом птиц, они
На страшных пнях кричат в смятенье диком. [275]

16. «Пока мы здесь,» сказал учитель мне:
«Узнай, мой сын, ты во второй долине, [276]
И будешь ты дотоле в сей стране,

19. Пока к ужасной не придешь пустыне; [277]
Смотри ж теперь: ты здесь увидишь то,
Что подтвердить слова мои отныне. [278]»

22. Со всех сторон я слышал вой; но кто
Стонал и выл, не зрел я, и в смятенье
Я стал, от страха обращен в ничто.

25. Вождь, думаю, мог думать, что в сомненье [279]
Подумал я: не скрылся ли в кусты
От нас народ, рыдавший в отдаленье;

28. И потому сказал он: «Если ты
Одну хоть ветку сломишь в роще темной,
То вмиг рассеются твои мечты.»

31. Вблизи от нас терновник рос огромный:
Я ветвь сломил с него; но он с тоской:
«За что ломаешь?» простонал мне томно,

34. И, потемнев от крови пролитой,
Вскричал опять: «Что множишь мне мученья?
Иль жалости не знаешь никакой?

37. Когда-то люди, ныне мы растенья;
Но будь мы души змей самих, и к ним
Иметь ты должен больше сожаленья.»

40. Как с одного конца горит, другим
И пенится и стонит прут зеленый
И по ветру, треща, бросает дым:

43. Так здесь из ветви, издававшей стоны,
Струилась кровь и, бросив ветвь, я стал,
Как человек внезапно устрашенный.

46. «Злосчастный дух!» мудрец мой отвечал:
«Когда б сперва поверил он преданью,
Которое в стихах я рассказал, —

49. Он до тебя не прикоснулся б дланью.
Я сам скорблю, что ваш чудесный плен
Подвиг меня к такому испытанью.

52. Скажи ж, кто ты; а он тебе в замен
Возобновит величье славы шаткой,
Пришедши в мир из мрака адских стен.» —

55. И терн: «Так сильно манишь речью сладкой,
Что я молчать не в силах, и на миг —
О выслушай! – прильну к беседе краткой. [280]

58. Я тот, кому от сердца Фридерик [281]
Вручил ключи, чтоб отпирал по воле [282]
И запирал я дум его тайник,

61. Для всех других уж недоступный боле; [283]
Теряя сон и силы для трудов,
Я исполнял свой долг в завидной доле.

64. Развратница, что с кесарских дворцов [284]
Бесстыдных глаз во век не отвращала, —
Смерть общая и язва всех веков —

67. Против меня сердца воспламеняла
И, Августу то пламя передав,
Свет радости в мрак скорби обращала.

70. Тогда мой дух, в отчаяние впав,
Мечтал, что смерть спасет от поношенья,
И, правый, стал перед собой неправ. [285]

73. Клянусь корнями юного растенья: [286]
Всегда хранил я верности обет
Монарху, столь достойному почтенья. [287]

76. Когда ж из вас один придет на свет,
Пусть честь мою спасет от поруганья
И отразит завистников навет.» —

79. Тут он замолк, и, полный состраданья,
Сказал мне вождь: «Минут теперь не трать
И спрашивай, коль есть в тебе желанья.»

82. Но я ему: «Сам вопроси опять
О том, что знать полезным мне считаешь:
Душа скорбит; нет сил мне вопрошать!» —

85. «О бедный узник! если ты желаешь,
Чтоб просьб твоих не презрел человек, —
Благоволи нам объяснить, коль знаешь,

88. Как в эти пни» учитель мой изрек:
Вселились души? о скажи: в сем теле
Останутся ль они в плену на век?» —

91. Тогда вздохнул колючий терн тяжело,
И вздох потом сложился так в слова:
«Короток будет мой ответ отселе.

94. Как скоро дух все узы естества,
Свирепый, сам расторгнет: суд Миноса
Уж шлет его в жерло седьмого рва.

97. И дух, упав в дремучий лес с утеса,
Ложится там, куда повергнет рок, [288]
Где и пускает стебль как колос проса.

100. И стебль растет, искривлен и высок,
И Гарпии, кормясь его листами,
Творят тоску и для тоски исток. [289]

103. Подобно всем, пойдем мы за телами,
Но в них не внимем: правый суд небес
Нам не отдаст, что отдаля мы сами.

106. Мы повлечем их за собою в лес:
У каждого из нас в бору угрюмом
Повиснет тело на ветвях древес. [290]»

109. Вниманья полн, весь предан грустным думам, [291]
Еще я ждал от терна новых слов,
Как вдруг я был испуган страшным шумом.

112. Так человек, пред кем из-за дерев
Несется вепрь, и в след за ним борзые,
Внимает треску сучьев, лаю псов.

115. И вот, налево, бледные, нагие,
Несутся двое с скоростью такой,
Что вкруг ломают сучья пней кривые.

118. Передний выл: «О смерть, за мной! за мной!»
Меж тем другой, не столько быстроногий:
«О Лан,» вопил: «с потехи боевой, [292]

121. При Топпо, так тебя не мчали ноги! [293]»
И, прибежав к кусту во весь опор,
Запыхавшись, к нему припал в тревоге.

124. За ними вдруг наполнили весь бор
Станицы псиц голодных, черной масти,
Как стаи гончих, спущенных со свор.

127. Укрывшийся не избежал их пасти:
Псы, растерзав его в куски, в куски, [294]
Размыкали трепещущие части.

130. Тут вождь подвел меня за кисть руки
К тому кусту, который, кровью рдея,
Вотще стонал от боли и тоски

133. И говорил: «О Якоп Сант' Андреа! [295]
Зачем ты скрылся за кустом моим?
За что терплю я за грехи злодея?»

136. Тогда мой вождь, остановясь пред ним,
Спросил: «Кто ты, струящий кровь с слезами
Из стольких ран, злой горестью крушим?»

139. А он: «О души, вам же небесами
Дано увидеть страшный стыд того,
Чьи ветви так растерзаны пред вами,

142. Сберите их вкруг терна моего!
Я в граде жил, сменившем так коварно
Старинного патрона своего.

145. За то он губит град неблагодарный
Своим искусством, и когда бы снят
Был истукан его с моста чрез Арно,

148. То граждане, средь пепла и громад,
Оставленных Аттилой при разгроме,
Вотще б трудились, воздвигая град. [296]

151. Повесился там в собственном я доме! [297]»