Антоний Оссендовский - Ленин

– Когда-то на митинге, господин адвокат, сказал ему, что он дерет наши шкуры и пьет кровь. Отомстил теперь мне… – утверждал рабочий.

Этого было достаточно молодому защитнику.

Выступил он в суде и пытался доказать, что кража в заслуживающих доверия обстоятельствах не может быть наказуема, потому что работник мог тайно забрать какую-то дорогую часть машины и ее обратить в деньги, если бы имел преступные инстинкты, с точки зрения привычного права. Он не сделал этого, руководствуясь признаваемой всеми моральностью; только теперь, по причине враждебных против него чувств торговца, был задержан, пригвожденный к позорному столбу тяжелого обвинения.

Старый, серьезный прокурор, усмехаясь снисходительно, указывал на неопровержимые аргументы и доводы, свидетельствующие против подсудимого.

Ульянов отражал это своими аргументами. Прокурор, в свою очередь, отбивал утверждения защитника. Дело, мелкое и обычное, протянулось до вечера. Наконец, обвинитель и защитник исчерпали свои аргументы и умолкли.

Самара. Фотография. Начало XX века

Председатель суда, раздраженный долгой процедурой, строгим голосом произнес, обращаясь к обвиняемому:

– Подсудимый! Вам принадлежит последнее слово!

Скучающий, голодный и зевающий работник встал лениво и буркнул:

– Не знаю, зачем было столько болтовни! Украл так украл, но что в этом особенного? Не я первый, не я последний…

Владимир Ульянов проиграл дело. Посмотревши на клиента, прокурора и суд, фыркнул беззаботным смехом. В зале воцарилась веселость.

Этот анекдотический дебют молодого адвоката решил его карьеру. Несколько следующих дел Ульянов снова проиграл, следовательно, отказался от практики.

Понял, что не имел способности для обращения в границах твердых параграфов уголовного кодекса, не умел использовать факты в строго ограниченной плоскости права. Хотел, вернее, подчинить право случаю, порой отбрасывал его компетенцию в области некоторых явлений в более широком значении. Доказывал, что справедливость бывает разной для отдельных слоев общества. То, что хорошо и справедливо для взяточника-чиновника с университетским образованием, не может быть применимо по отношению к темному крестьянину или всегда голодному рабочему. Порой помимо воли становился обвинителем, защитником и судьей в одной особе. Такая логика Ульянова встречалась с дерзостью или презрительной усмешкой квалифицированных судей. В ходе одного дела прокурор заметил язвительно:

– Защитник, по-видимому, намеревается стать законодателем, водворяющим в кодекс совершенно новую идею!

– Да! Именно такое намерение! – тотчас же ответил Ульянов с таким выражением лица и таким тоном, что никто не мог понять, или этот бездарный адвокатик говорит серьезно, или издевается.

Отказываясь от карьеры юридической, Владимир начал изучать новый устав фабричный и углублял свои знания в области социологии. Работал над брошюрой о рынках, экономических ошибках народной партии и начал писать большой трактат под названием «Друзья народа», обозначая в ней отчетливые дороги и цель борьбы, которая должна была начать социал-демократическая партия, организованная только под влиянием теории Маркса и Энгельса на территории России.

Не закончивши с этим, выехал он в Петербург, чтобы искать в столице подобно мыслящих людей. Не нашел их, однако. В кружках марксистов предводительствовала либеральная интеллигенция, посматривая на социализм теоретически, видя в нем историческую фазу экономического развития, в которой массы населения играли пассивную роль.

Люди не выходили за границу господствующей идеологии, мечтали о переменах существующего права и государственного порядка в отношении приближающейся новой фазы исторической в развитии общества. Метался бессильно, не видя выхода из лабиринта противоречий и усыпляя власти действиями скромной работы над распространением среди рабочей массы брошюрок либерального «комитета просвещения». Однако даже такая невинная деятельность была вынуждена скрываться во мраке конспирации, так как строгая царская власть преследовала ее и искореняла беспощадно.

Ульянов несколько раз встречался с руководителями комитета просвещения и кружков, распространяющих просвещение рабочего класса. Встречи эти закончились внезапным разрывом. Смотрел он на петербургских марксистов с таким плохо скрываемым презрением, что доводил их до негодования, хотя не один из приверженцев Маркса под изучающим взглядом прибывшего с Волги «товарища» чувствовал себя смущенным, удрученным и спрашивал себя: «Какие из нас революционеры?!».

– Имеет ли ваша партия целью революционную борьбу за социалистическое устройство России? – бросал им вопрос Ульянов глухим, хриплым голосом.

– Несомненно! – отвечал ему марксист. – Знаем, что должны начать классовую борьбу.

– А в это время занимаетесь раздачей оглупляющих брошюрок убогого комитета просвещения, руководимого либеральной интеллигенцией, всегда безвольной, трусливой, отравленной до сердцевины, до последней клетки мозга буржуазной идеологией. Что ж? мы вам этого не запрещаем! Идите своей дорогой к собственной погибели.

Такое утверждение оскорбило всех.

– От чьего имени, каких «мы» разговаривает с нами товарищ Ульянов?! – восклицали со всех сторон.

Владимир морщил брови и шипел в их сторону:

– Говорю вам от имени тех, которые начинают уже разрывать всяческие отношения с так называемым обществом и скоро протянут руки естественному врагу, буржуазии, с которым они ничего общего не имеют и иметь не хотят.

– Кто это? Где находятся такие фракции?

– Узнаете об этом скоро! – отвечал Ульянов, и уже никогда больше не видели его на собраниях кружков петербургских социал-демократов.

Возмущались им, так как слышали, что называет их презрительно «жаворонками буржуазного либерализма». Забыли бы они о дерзком марксисте приволжском, если бы не целый ряд произведений этого загадочного человека.

Были это так называемые «желтые тетрадочки», изготовленные на гектографе и набирающие все более широкую и необычайную популярность. Написанные простым или, вернее, вульгарным темпераментным стилем, идеально приспособленным для подчеркивания основной мысли, не могли они быть причислены к сочинениям литературным или научным. Носили черты серьезности и гнева фанатичных отцов церкви, имели характер папской буллы, полной уверенности в своей непогрешимости, приковывали внимание смелостью революционного подхода.

Одновременно автор «желтых тетрадочек» вышучивал, делал посмешищем либералов и «обмундированных» социалистов, бросал на них тень подозрения, сдирал обаяние, которым они были окружены в рабочих кругах невежественных и не имеющих здравого суждения о людях. Социал-демократы, как некогда «народники», почувствовали в Ульянове сильного противника, хищного, коварного тигра, умеющего нападать с разных сторон, всегда внезапно и изо всех сил.