Шмуэль-Йосеф Агнон - Рассказы о Бааль-Шем-Тове

( Сипурим нораим , 5)

Известный гаон рабби Ицхак Шор, возглавлявший суд общины Гвоздеца, был силен также и в мудрости каббалы и тайнах Торы. И действительно, небывалые и чудесные истории рассказывают о нем и о деяниях, совершенных им на глазах у всего Израиля, отчего всегда будут почитать его и прославлять его имя и память. Но я не стремлюсь здесь рассказывать о чудесных его деяниях, ибо сила Торы предпочтительнее, и расскажу лишь то, что слышал от гаона рабби Йосефа-Шауля-Натана Зонна, да будет благословенна его память, так как в бытность его в Лемберге гаон с удовольствием проводил со мной время в беседах о Торе, и каждый день пребывал в радости, и [однажды] сказал сидевшим с ним судьям: «Всю свою жизнь я жаждал увидеть потомка [известного] этого праведника из Гвоздеца, так как же теперь мне не радоваться, когда Господь привел под мой кров мудреца – одного из его внуков?» И повернулся ко мне, и сказал: «Исчерпать рассказы о всей праведности деда твоего, рабби Ицхака Шора, да будет благословенна память праведника, не хватит никакого источника, расскажу тебе только то, что слышал от тех людей, кто знал его лично, расскажу о том, как он посвящал дни и ночи свои одной только Божественной Торе. И был день, и пришел к нему рабби Исраэль Бааль-Шем-Тов, да будет благословенна память праведника, и нашел его выходящим из миквы , и поспешил взять у него кувшин с водой, и сказал: “Вот, я готов и расположен выполнить заповедь услужения мудрецам” [70], – и полил водой на руки, и подал ему плат вытереть руки. Затем простился с ним, и тот простился с ним, и, скоро благословив его на прощание, пошел Бешт своей дорогой. После того пришел к нему Бешт снова и сразу быстро позвал его в синагогу, дверь же они закрыли за собой, и никто не слышал разговора, который был между ними. Сын же господина моего и прадеда, то есть учитель и гаон рабби Яаков Шор, глава суда общины Патика, тогда еще был отроком; он прокрался на галерею синагоги и нашел место, откуда мог видеть и слышать все, что делалось и говорилось в синагоге между его отцом и Бештом, однако сразу напала на него дрема, и, задремав, он погрузился в сон. И было, когда они выходили из синагоги, вдруг позвал Бешт моего деда, сказав: “Дитя спит”. И до сего дня то место открыто там на галерее синагоги, а под окном напротив написано на память “Дитя спит”. И в третий раз пришел к нему Бешт и сказал ему так: “Реб Ицикл Гвоздицер, пророк Элияѓу послал меня возвестить тебе, что этой ночью он придет к тебе”. И ответил ему господин мой и прадед, и сказал: “Нет у меня желания видеть ни его, ни тебя, вот, я учу Тору ради нее самой, и не дай мне Бог отвлекаться от учения хоть и на краткое время”». Все это рассказывал мне учитель и гаон из Лемберга, который слышал это из уст правдивого человека.

( Коах Шор , вступление внука издателя рабби Авнера Катвана. Коломыя, 5648/1888)

Рассказывал престарелый хасид реб Берл Липилис, внук святого учителя рабби Лейба Шарѓеса, да будет и в мире грядущем благословенна память праведника и святого, со слов своего святого прадеда, который сказал однажды: «[Как-то] был я у Бешта всю субботу, к третьей трапезе, когда все его святые великие ученики сидели за столом своего учителя Бешта и ожидали его прихода, они условились между собой спросить своего учителя Бешта по его приходе о том, что сказано у наших мудрецов, благословенной памяти: “Пришел Гавриэль и преподал Йосефу семьдесят языков” [71], чтобы разъяснил им эту вещь, ибо непонятно: ведь в каждом языке несколько тысяч слов, а если взять все семьдесят языков вкупе, выйдет всех слов и выражений без числа и счета, и невозможно человеческому разуму постичь все это за одну ночь в течение считанных часов. И было условлено меж ними, что святой учитель рабби Гершон из Кут, благословенной памяти, – шурин Бешта, – что он будет тем, кто задаст вопрос Бешту, когда тот придет за стол. По приходе Бешта вопрошающий задал вопрос: “Да разъяснит нам учитель наш речение наших мудрецов, благословенной памяти: “Пришел Гавриэль и преподал Йосефу семьдесят языков”, как объяснить сказанное с точки зрения разума, ведь в каждом языке несколько тысяч слов?..” Закончил вопрошающий свой вопрос и замолчал. И стал учитель Бешт говорить слова Торы, но казалось, они не имеют отношения к делу. И был пространен в своих святых речах, но посреди его слов – слов Торы – начал святой рабби Яаков-Йосеф из Полонного, благословенной памяти, стучать рукой по столу и говорить такие слова: “турецкий, татарский, греческий, английский, русский, волынский” – и так далее и тому подобное, то есть как бы благодаря святым словам Торы его учителя Бешта, да будет благословенна его память и в мире грядущем, постиг источник и корень всех семидесяти языков. И не мог сдержаться Йосеф, и стучал рукой по столу, и все произносил святыми своими устами “турецкий, татарский…”, то есть как бы постиг знание всех этих языков, и мысли претворялись у него в слова, слетавшие с его уст на языках [разных] народов, то на одном, то на другом. Так он продолжал все то время, что Бешт говорил слова Торы. Когда же Бешт, благословенной памяти, закончил говорить слова Торы, прекратил повторять свое и рабби из Полонного, благословенной памяти. А после всего этого открыл учитель Бешт рот и сказал так: “И говорил он о деревьях…” ( Млахим I, 5:13) – имея в виду, что не осталось у них больше сил для постижения языков после того, как он закончил говорить слова Торы».

( Сипурей цадиким ѓе-хадаш , раздел 3, лист 3:71)

Бешт, бывало, говорил, что всякому, кто удостоился провести субботу у него дома и вкушать трапезу за его столом, он дает снадобье жизни, избавляющее от всех вожделений и в дальнейшем влияющее на человека так, чтобы он и у себя дома мог блюсти себя в святости и чистоте. И так вот людское целительство приводит к излечению от болезни, которая уже была, но на будущее [человеку] все равно следует остерегаться, чтобы его болезнь не вернулась к нему; тем-то и хороша сила праведника за чистым его столом, что он дает человеку охрану на будущее, спасая его от всякого зла.

( Тиферет Шломо , раздел Итро ; Дерех эмуна у-маасе рав, с. 91; Мазкерет шем ѓа-гдолим , 202; Маасийот у-маамарим йекарим , 9)

Во время, когда святой [его] стол бывал накрыт, дом не запирался, но ни один человек не осмеливался войти туда без разрешения. И к каждому кануну субботы он составлял цейтл [72]со списком гостей – кто сядет за стол, а кто нет.

(Кеѓаль ѓа-хасидим ѓе-хадаш, 6)