Амброз Бирс - Причудливые притчи

– С удовольствием, – ответил Сильный Человек, и лицо его осветила блестящая мысль. – Свою силу я всегда считал священным даром, предназначенным для служения людям. Я возьму вас с собой наверх. Идите сзади и подталкивайте.

Змея приступила к заглатыванию Лягушки головой вперед, когда к ней подошел Натуралист с палкой.

– Вы мой спаситель, – еле вразумительно произнесла Змея. – Вы явились как раз вовремя; эта рептилия, как вы можете убедиться, безо всякого повода лезет ко мне в глотку.

– Сэр, – ответил Натуралист, – мне нужна змеиная шкура для коллекции, но без ваших объяснений я бы вас не потревожил, так как полагал, что вы заняты обедом.

Разбойник встал на пути у Прохожего и, наставив на него револьвер, крикнул:

– Деньги или жизнь!

– Мой дорогой друг, – ответил Прохожий, – из ваших условий следует, что мои деньги могут спасти мне жизнь, и наоборот, я могу ценою жизни спасти свои деньги, то есть вы претендуете на одно из двух, но не на то и другое сразу. Если я вас верно понял, будьте добры, возьмите мою жизнь.

– Вы неверно поняли, – возразил Разбойник. – Ценою жизни вы своих денег не сбережете.

– Тогда тем более берите мою жизнь, – сказал Прохожий. – Если она не стоит моих денег, значит, ей вообще грош цена.

Разбойнику так понравились остроумные рассуждения Прохожего, что он взял его в компаньоны, и эти два великолепно дополняющих друг друга таланта основали новую газету.

Один Очень Умный Человек основал сберегательный банк и стал давать ссуды кузинам и теткам. Приходит к нему Оборванец и просит ссудить ему сто тысяч долларов.

– А какое обеспечение вы предложите? – поинтересовался Очень Умный Человек.

– Обеспечение самое надежное, – ответил тот доверительным тоном. – Я собираюсь стать вашим зятем.

– Да, это, конечно, ценность, – поразмыслив, согласился банкир. – Но какие у вас основания претендовать на руку моей дочери?

– Как какие? Самые бесспорные, – ответил Оборванец. – Ведь у меня скоро будет сто тысяч долларов.

Не сумев найти слабое звено в цепи доказательств обоюдной выгоды, финансист выписал Оборванцу чек и отправил распоряжение жене списать дочь в расход.

Старик, видя, что близка его смерть, призвал обоих своих Сыновей и разъяснил им ситуацию.

– Дети мои, – сказал он, – вы не много почтения оказывали мне при жизни, но теперь придется вам выразить горе по поводу моей кончины. Тому из вас, кто дольше проносит в память обо мне траурный креп на шляпе, достанется все мое имущество. Такое завещание я составил.

Умер Старик, и оба юнца нацепили на шляпы по куску черной кисеи, проносили, не снимая, до старости, и только тогда, видя, что ни тот ни другой не намерен отступаться, сговорились, чтобы младший снял траур, а зато старший с ним поделился поровну. Однако когда старший брат явился за наследством, оказалось, что у их отца имелся… Душеприказчик!

Так были по заслугам наказаны лицемерие и упрямство.

Две Собаки долго и без успеха для одной из сторон дрались за кость и, наконец, решили попросить Барана, чтобы рассудил их. Баран терпеливо выслушал притязания той и другой, а потом взял и забросил кость в пруд.

– Почему ты так сделал? – спросили Собаки.

– Потому что я вегетарианец, – ответил Баран.

Миллионер, пришедший в богадельню проведать родного Отца, встретился там с Соседом, который страшно удивился.

– Как! – воскликнул Сосед. – Неужели ты все-таки иногда навещаешь своего отца?

– Но ведь и он, я уверен, навещал бы меня, если бы он был на моем месте, а я – на его, – ответил миллионер. – Старик всегда гордился мною. К тому же, – добавил он уже не столь громогласно, – мне нужна его подпись, я хочу застраховать его жизнь.

Домашний Опоссум, принадлежавший Великому Критику, сцапал котенка и собрался было его сожрать, но, увидев хозяина, дабы избегнуть кары, спрятал малыша к себе в брюшную сумку.

– Ну, красавчик, – надменно спросил Великий Критик, – какие еще штуки ты научился выкидывать?

Не успел Опоссум раскрыть рот, как из живота у него раздалось громкое кошачье мяуканье. Дождавшись паузы. Опоссум ответил.

– Да вот, занимаюсь понемногу звукоподражанием и чревовещанием, думал, это вам понравится, сэр.

– Стремление угодить всегда похвально, – заметил Великий Критик не без профессионального высокомерия. – Однако кошачьему мяуканью тебе еще учиться и учиться.

На вершине горы, откуда открывается вид на древний город Бамбугл, стоит колоссальный памятник, воздвигнутый на народные средства достославному Гаака-Волволу, «добрейшему и мудрейшему из людей». Путешественник, прибывший из дальних стран, сказал человеку, занимавшему пост Хранителя Памятника, самому высокому лицу в государстве:

– Морские ветры, о Высший из Высших, не донесли до берегов моей страны славу вашего великого гражданина. Что он сделал?

– Ничего. Вот почему мы и знаем о его доброте, – ответил тот.

– Но его мудрость – что он изрек?

– Ничего. Вот почему мы знаем о его мудрости.

– Вы – существа воинственные, – сказал Льву Баран. – И люди ходят на вас с ружьями. А мы – сторонники ненасилия, вот они на нас и не охотятся.

– А зачем им на вас охотиться, – отвечал сын пустыни, – когда они могут вас разводить?

Дама в трауре плакала на могиле.

– Утешьтесь, мадам, – сказал ей Сострадательный Незнакомец. – Небесное милосердие безгранично. На муже свет клином не сошелся. Вы еще встретите другого мужчину, способного сделать вас счастливой.

– Уже встретила, – рыдая, ответила она. – И вот его могила.

Великий гамдудл страны Муп пригласил на аудиенцию своего Военного Министра и сказал:

– Вам, конечно, известно, сэр, что большинство моих верноподданных настроены решительно против вас. Они говорят, что вы – негодяй.

– Ваше величество, – ответил Военный Министр, – это неправда.

– Очень рад, – проговорил Гамдудл, вставая с трона и тем показывая, что аудиенция окончена. Однако увидев, что Министр не уходит, спросил его: – Вы хотите еще что-то сказать?

– Да, ваше величество, – отвечал тот. – Я хочу вернуть вам министерский портфель, ибо всенародное осуждение хотя и ошибочно, но справедливо. Я дурак.

На это Великий Гамдудл изволил милостиво улыбнуться.

– Дорогой мой, – промолвил он, – возвращайтесь к исполнению ваших обязанностей. Я и сам такой.