Уильям Фолкнер - Свет в августе

Так он начал красть – таскать деньги из тайника. Очень возможно, что не она толкнула его на это, что о деньгах она с ним не говорила. Возможно даже, он не понимал, что платит деньгами за удовольствие. Просто он много лет наблюдал, как миссис Макихерн прячет деньги в определенном месте. Потом у него самого появилось что прятать. Он прятал в самое безопасное место, какое знал. И каждый раз, когда он засовывал или вынимал веревку, на глаза ему попадалась жестянка с деньгами.

В первый раз он взял пятьдесят центов. Он немного поколебался, взять ему пятьдесят или двадцать пять. Взял все же пятьдесят – ему как раз столько было нужно. На эти деньги он купил лежалую, засиженную мухами коробку конфет – у человека, которому она досталась за десять центов в магазинной лотерее. Конфеты подарил официантке. Это был его первый подарок. Он дал ей коробку так, будто никому до него в голову не приходило что-нибудь ей дать. Когда она взяла большими руками эту обшарпанную, пестро размалеванную коробку, на лице ее было несколько странное выражение. Она сидела на кровати – дело происходило в ее спальне, в домике, где она жила с мужчиной по имени Макс и женщиной по имени Мейм. Как-то вечером, примерно за неделю до этого, Макс к ней зашел. Она раздевалась – сидя на кровати, снимала чулки. Он вошел с сигаретой в зубах и прислонился к комоду.

– Богатый фермер, – сказал он. – Джон Джейкоб Астор с сеновала.

Она чем-то прикрылась и продолжала сидеть, неподвижно, потупясь.

– Он мне платит.

– Чем? Он что – не промотал еще свои пять центов? – Он посмотрел на нее. – Обслуживаем землепашцев. Для этого я тебя вез из Мемфиса. Теперь остается только жратву раздавать бесплатно.

– Я это – в свободное время.

– Еще бы. Запретить я не могу. Мне просто смотреть на это противно. Пацан, долларовой бумажки в глаза не видел. А в городе навалом денежных ребят – я понимаю, эти бы хоть ухаживали как люди.

– А может, он мне нравится. Об этом ты не подумал?

Макс разглядывал ее – макушку неподвижной, опущенной головы, руки, лежавшие на коленях. Он курил, прислонясь к комоду.

– Мейм! – сказал он. И, подождав немного, повторил: – Мейм! Поди сюда. – Стены были тонкие. Немного погодя в передней послышались неторопливые шаги блондинки. Она вошла. – Слыхала? – сказал мужчина. – Говорит: может, он мне нравится больше всех. Ромео и Джульетта. Мать моя!

Блондинка посмотрела на темную макушку.

– Ну и что?

– Ничего. Прелесть. Макс Конфрей представит вам мисс Бобби Аллен, подружку малолетнего.

– Выйди, – сказала женщина.

– Сей момент. Я просто занес ей сдачу с пяти центов. – Он вышел. Официантка не шевелилась. Блондинка подошла к комоду и прислонилась к нему, глядя на ее опущенную голову.

– Он тебе платит хоть? – спросила она.

Официантка не шевелилась.

– Да. Платит.

Блондинка смотрела на нее, прислонясь к комоду, как перед этим Макс.

– Ехать сюда из самого Мемфиса. Тащиться в такую даль, чтобы давать бесплатно.

Официантка не шевелилась.

– Максу же это не мешает.

Блондинка смотрела на опущенную голову. Потом повернулась и отошла к двери.

– Да уж, постарайся, чтоб не мешало, – сказала она. – Это дело недолговечное. Маленькие городишки долго такого не терпят. Я-то знаю. Сама в похожем выросла.

С пестрой, дешевой коробкой в руках она сидела на кровати – сидела так же, как во время разговора с блондинкой. Только не блондинка, а Джо теперь смотрел на нее, прислонясь к комоду. Она засмеялась. Она смеялась, держа в мосластых руках размалеванную коробку. Джо наблюдал за ней. Наблюдал за тем, как она встает и, потупясь, проходит мимо него. Она вышла за дверь и позвала Макса по имени. Джо видел Макса только в ресторане – в шляпе и грязном фартуке. К тому же он вошел сейчас без сигареты. Он сунул Джо руку.

– Как жизнь, Ромео?

Джо пожал ему руку, еще не совсем понимая, кто это.

– Меня зовут Джо Макихерн, – сказал он. Блондинка тоже пришла. Ее он тоже впервые видел вне ресторана. Он видел, как она вошла в комнату, наблюдал за ней, наблюдал за тем, как официантка открывает коробку. Она протянула ее вошедшим.

– Джо мне подарил, – сказала она.

Блондинка скользнула по коробке взглядом. Она даже не шевельнула рукой.

– Спасибо, – сказала она. Мужчина тоже взглянул на коробку, не пошевелив рукой.

– Так, так, так, – сказал он. – Смотри, как Рождество иногда затягивается. А, Ромео?

Джо отодвинулся от комода. Он впервые попал в этот дом. Он смотрел на мужчину чуть озадаченно и примирительно, но без тревоги – наблюдал за его непроницаемым монашеским лицом. Но ничего не сказал. Сказала официантка:

– Если не нравится, можешь не есть. – Он следил за Максом, следил за его лицом, слушая голос официантки – понурый голос: – Ни тебе… никому это не мешает… В свободное время…

Он не смотрел ни на нее, ни на блондинку. Он следил за Максом – по-прежнему мирно и с недоумением, но без испуга. Теперь говорила блондинка; казалось, они говорят о нем и при нем, но на своем языке, зная, что ему не понять.

– Пойдем, – сказала блондинка.

– Мать моя, – сказал Макс. – Только я хотел поднести Ромео.

– А он хочет? – спросила блондинка. Даже когда она обратилась к Джо, можно было подумать, что она еще разговаривает с Максом. – Хотите выпить?

– Не мучай его неизвестностью, – помнишь, что было в тот раз? Скажи, что бесплатно.

– Не знаю, – сказал Джо. – Никогда не пробовал.

– Мать моя, – сказал Макс. – Ничего не пробовал бесплатно. – Он ни разу не посмотрел на Джо после того, как поздоровался. Опять они говорили о нем и отпускали замечания на его счет так, как будто их язык был ему непонятен.

– Пошли, – сказала блондинка. – Пошли же.

Они ушли. Блондинка вообще ни разу не взглянула на него, а Макс, не глядя, ни разу не выпустил его из поля зрения. Потом их не стало. Джо стоял у комода. Посреди комнаты стояла официантка – потупясь, с открытой коробкой в руке. Комната была тесная, затхлая, пропахшая духами. Джо попал сюда впервые. Он не верил, что когда-нибудь окажется здесь. Шторы были задернуты. На проводе висела голая лампочка; вместо абажура была пришпилена страница из журнала, побуревшая от жара.

– Ничего, – сказал он. – Ладно. – Она молчала и не шевелилась. Он думал о темноте снаружи, о ночи, где они раньше оставались вдвоем. – Пойдем, – сказал он.

– Пойдем? – переспросила она. Тогда он посмотрел на нее. – Куда? Зачем? – Он все еще не понимал. Он смотрел, как она подходит к комоду и ставит на него коробку. У него на глазах она начала раздеваться – срывать с себя одежду, швырять на пол.

Он сказал:

– Здесь? Прямо здесь? – Он впервые видел голую женщину, хотя жил с ней уже месяц. Но до сих пор он даже не знал, что не знает, какое зрелище может ему открыться.