Вольтер - Избранные сочинения

И кто другой мой был бы защититель?

Танкред, которого сенат наш был гонитель?

Он самый.

И для нас что он в сей день свершил!
Отчизны, прав, добра, всего лишен он был,
И сам пришел за нас он жертвовать собою!
Судьи несчастные, мы слабою рукою
Весы и казни меч держа во слепоте,
Как легкомысленны и лживы мы в суде!
Как гордой мудростью ведемся мы в обманы!
Что сделали мы с ним, мы, злобные тираны?

Родитель, на тебя скорбеть могла б и я…
Но столько чувствует вину душа твоя,
Что упрекать тебя дочь грустная страшится.
Упреком сим один Танкред обременится.

Как! тот, кем я живу? твои продлил кто дни?

Уничижительны и тяжки мне они!
Надежда вся в тебе: дай зреть их перемену;
Ах! оправдай мне честь, тобою помраченну.
Кто Орбассана сверг, тот жизнь мне только спас;
Родитель, пусть меня твой оправдает глас.

Я должен и спешу —

Я следую с тобою.

Будь здесь ты.

Мне здесь быть? Нет, нет, иду я к бою.
Я зрела смерть вблизи, ужаснейшую смерть!
На поле чести, верь, ее отрадней зреть,
Чем на воздвигнутой отцом позорной плахе.
Не время, чтоб меня ты отвергал во страхе:
Несчастие дает мне право над тобой.
Иль два раза меня отец покинет мой?

Нет, боле над тобой я не имею власти;
Я самовластием привел тебя к напасти.
Но мысли страшные питаешь в сердце ты;
Не исступленья ли то пылкие мечты?
Не здесь, в других странах иных обыкновений
Ваш пол, воспитанный без скорбных принуждений,
Идет на брань, едва от воев отличен;
Но не позволит здесь обычай и закон…

Какой закон! какой обычай сей презренный!
Знай, что мой дух теперь над ними вознесенный,
В сей день, день ужаса, и в сей неправды час
Приемлет за закон один сердечный глас.
Как? будет ваш закон для варварских заклятий
Лишь исторгать детей из отческих объятий?
Он будет позволять, народа при глазах,
Влачить здесь дочь твою в поноснейших цепях;
И не позволит он с отцом идти мне к бою,
Чтоб честь там защищать мне собственной рукою?
И пол наш, смертию казнимый в сих странах,
Быть может только зрим одних убийц в толпах!
Тиранство наконец рождает непокорство.
Трепещешь?… трепещи, когда твое потворство,
Здесь собственным врагам желая угождать,
Тебя принудило на смертного восстать,
Который жизнь терял, чтоб дать нам оправданье.
Вот чем ты сам привел меня в непослушанье…

Несчастного отца души не возмущай,
И прав меня винить во зло не обращай.
Я чувствую вину; я сам свой обвинитель;
Щади ты скорбь мою; и если твой родитель
Когда-либо в тебе дочь нежную имел,
Позволь, чтоб я один погиб от вражьих стрел.
С Танкредом, верь ты мне, враг вместе нас повержет.
(К свите) Храните вы ее.

Здесь кто меня удержит?
О ты! который мог вражду ко мне питать,
Который мстив меня, дерзаешь презирать,
Танкред! перед тобой хочу я стать для бою,
Все тучи стрел в тебя хочу сдержать собою,
Принять удары их… и спасть главу твою;
Хочу тебе явить признательность мою:
Мстить смертию моей твою несправедливость;
Коль можно, превзойти и гнев твой и кичливость;
В твоих объятиях дух испуская мой,
Обременить тебя всей праведной враждой,
И в сердце страстном мной, тебе на сокрушенье,
Неисцелимое оставить угрызенье,
Терзания по гроб, без утешенья в них,
Весь яд моей любви, весь ужас мук моих.

Победную вы песнь, граждане, воспевайте,
И бога браней все во храмах ублажайте;
Победа наша в нем, и слава вся ему!
Народ, воздай хвалу поборнику сему:
Он стрелы сокрушил, разрушил он те ковы,
Что ставили на нас мучители суровы,
Поработители свободных областей.
На трупах их, народ, воздвигни свой трофей
И, мертву ярость их поправши вновь стопами,
Сокровищем Луны укрась господни храмы.
Пускай Гишпания, Италия в цепях,
Египет, Сирия, поверженные в прах,
Узрят, что мог народ, за вольность ополченный,
Против тиранов сих, колеблющих вселенной.
Аржира мы теперь утешить поспешим
И общей радостью печаль его смягчим.
О! если бы в сей день, для Сиракуз блаженный,
Обрел спокойствие отец сей огорченный.
Но где воитель тот, сей чуждый нам герой,
Который, говорят, решил наш славный бой?
Он с сонмом рыцарей во град не возвращался.
Ужели торжеством он сам не восхищался?
Иль счел, что мы его завидуем делам?
Довольно славны мы, и зависть чужда нам.
Иль Сиракуз бежит, им жертвовав собою?

Катан, он долго вел бой жаркий пред тобою.
Почто, желая нам победой ускорить,
Всеобщей радости не хочет он делить?

Склони внимание, узнаешь ты причину:
Когда наш полк облег под Этною равнину
И по хребту горы проходы замыкал,
От вас тогда вдали, близ брега я стоял,
Где враг выдерживал всю нашу крепость боя.
Вдруг рыцарь сей, я зрел, исторгнулся из строя,
Его прерывный глас, свирепое чело
Души отчаянье нам ясно зреть дало.
Он Соламира звал, вопль страшный испуская;
Аржира дочери он имя повторяя,
Неверной называл, и в ярости своей,
Я видел, слезы лил из пламенных очей.
На смерть кидался он, но невредим и страшен,
Чем боле в сечу шел, тем боле был ужасен.
Пред нами пало всё, иль лучше – перед ним.
Я с войском к вам спешил, победой предводим;
Бесчувствен к славе, он, с главою преклоненной,
Безмолвен, горестен и в думы погруженный,
Вдруг Альдамона, к нам спешившего, зовет,
Объемлет, говорит и быстро вдаль идет,
Подобно как в бою на сечу он бросался.
«Так, навсегда!» – он рек. Смысл речи оправдался:
Достойный памяти, великий рыцарь сей
Незнаем хочет быть средь наших областей;
Но нам неведомы его печальны виды.
В сей миг услышавши я вопль Аменаиды,
Узрел бегущую в воинственных толпах:
Трепещуща, бледна, с отчаяньем в очах,
К герою вопия, стремится в исступленьи.
Отец, за ней влачась и удержа в стремленьи,
Рыдающую дочь, рыдая, к нам ведет.
«Друзья, – он возопил, – герой сей – есть Танкред!
Герой, дивящий нас, великий сей воитель,
Защитник Сиракуз, Аменаиды мститель,
Есть тот, кого в сей день наш общий приговор
Изменником назвал и предал на позор;
Есть тот, чье имя здесь законом поругалось».
О друг! что думать нам, что делать нам осталось?