Оноре Бальзак - Сочинения

Врачам нередко приходится изрекать заведомые глупости, чтобы спасти жизнь или честь окружающих больного здоровых людей. Старый врач, много на своем веку повидавший, понял все с полуслова. Цезарина вышла за ним на лестницу спросить о режиме для больного.

– Тишина и покой, – ответил врач, – а потом, когда голове станет легче, попытаемся дать ему что-нибудь укрепляющее.

Госпожа Бирото провела двое суток у изголовья мужа, который, казалось ей, часто бредил. Его поместили в нарядной голубой спальне жены, и, глядя на драпировки, мебель, на всю дорого стоившую роскошь, Бирото бормотал какие-то непонятные Констанс слова.

– Он помешался, – сказала она дочери, когда Цезарь, приподнявшись на своем ложе, стал торжественным голосом повторять отрывки из параграфов торгового устава.

– «Если траты признаны чрезмерными!..» Снимите драпировки!

После трех ужасных дней, когда боялись за рассудок Цезаря, здоровый организм туренского крестьянина взял верх – в голове у Бирото прояснилось; врач предписал ему сердечные средства и усиленное питание. Однажды, выпив чашку крепкого кофе, Бирото ощутил прилив бодрости и почувствовал себя здоровым. Тогда слегла Констанс.

– Бедняжка! – сказал Цезарь, видя, что она заснула.

– Мужайтесь, папа! Вы такой выдающийся человек, вы, конечно, справитесь с бедой. Все уладится. Ансельм вам поможет.

Слова эти были сказаны таким нежным голосом, Цезарина вложила в них столько любви, сделавшей их еще проникновенней, что они могли бы вернуть мужество самому удрученному человеку, – так спетая матерью колыбельная песня убаюкивает ребенка, у которого режутся зубки.

– Да, дочь моя, я буду бороться; но никому об этом ни слова – ни Попино, хоть он и любит нас, ни дяде Пильеро. Я первым долгом напишу брату; он, кажется, каноник, викарий собора и, верно, ничего не тратит, у него должны водиться деньги. Откладывая хотя бы по тысяче экю в год, он вполне мог скопить за двадцать лет до ста тысяч франков. В провинции священники пользуются большим влиянием.

Цезарина принесла отцу маленький столик; торопясь подать ему все необходимое для письма, она захватила также и оставшиеся приглашения на бал, отпечатанные на розовой бумаге.

– Сожги все это! – крикнул купец. – Только дьявол мог внушить мне мысль дать этот бал. Если не удастся избегнуть катастрофы, все будут считать, что я плут. Да, да, сожги! Без возражений!

Письмо Цезаря Франсуа Бирото

«Дорогой брат!

У меня сейчас такие тяжелые деловые затруднения, что я умоляю тебя прислать мне все деньги, какими ты можешь располагать, даже если бы тебе пришлось их занять для этого.

Твоя племянница Цезарина, – я пишу это письмо в ее присутствии, пользуясь тем, что моя бедная жена уснула, – просит передать тебе привет и нежно тебя целует».

Эта приписка сделана была по просьбе Цезарины, которая отнесла письмо Раге.

– Отец, – сказала она, вернувшись, – здесь господин Леба, он хочет поговорить с вами.

– Господин Леба! – испуганно воскликнул Цезарь, словно, разорившись, он стал преступником. – Судья!

– Дорогой господин Бирото, я принимаю в вас слишком горячее участие, – сказал, входя, богатый суконщик, – мы так давно знаем друг друга, вместе были избраны первый раз в судьи, я не могу не предупредить вас, что у некоего ростовщика Бидо, по прозвищу Жигонне, имеются ваши векселя, переданные ему банкирским домом Клапарона без поручительства . Эти два слова – не только оскорбление, это – смерть вашему кредиту.

– Господин Клапарон желает вас видеть, – доложил вошедший Селестен, – может ли он к вам подняться?

– Сейчас мы узнаем, чем было вызвано это оскорбление, – сказал Леба.

– Сударь, – обратился парфюмер к вошедшему Клапарону, – это господин Леба, член коммерческого суда и мой друг…

– Ах, сударь, вы, стало быть, господин Леба, – перебил Клапарон, – господин Леба из коммерческого суда, господин Леба, к которому хорошо бы попасть на хлеба, есть ведь столько Леба…

– Он видел векселя, которые я вам выдал, – перебивая болтуна, продолжал Бирото, – вы уверяли, что они не будут пущены в обращение, а он их видел с надписью: «без поручительства» .

– Ну что ж, – сказал Клапарон, – они действительно не будут пущены в обращение. Они находятся в руках человека, с которым мы вместе ведем множество дел, – у папаши Бидо. Потому-то я и сделал надпись «без поручительства» . Если бы векселя должны были быть пущены в обращение, вы бы сделали на них обыкновенную бланковую надпись. Господин судья поймет мое положение. Что такое эти векселя? Цена недвижимости. Кем эта недвижимость должна быть оплачена? Бирото. Почему же вы хотите, чтобы я поручился за Бирото своей подписью? Каждый из нас должен внести свою долю. Так разве недостаточно нашего общего обязательства перед продавцами? Я придерживаюсь незыблемого коммерческого правила: не предоставлю без надобности своего поручительства, как не выдам расписки на не полученную еще сумму. Нужно все предусматривать. Кто даст свою подпись, – платит. А я не хочу быть вынужденным платить трижды.

– Трижды? – воскликнул Цезарь.

– Да, сударь, – ответил Клапарон. – Я поручился уже за Бирото перед продавцами участков, зачем же я буду еще ручаться за него и перед банкиром? Положение у нас сейчас не из легких, Роген увез у меня сто тысяч франков. Моя доля земельных участков обойдется мне таким образом уже не в четыреста, а в пятьсот тысяч франков. Роген увез также двести сорок тысяч франков Бирото. Что бы вы сделали, господин Леба, оказавшись в моем положении? Поставьте себя на мое место. Я имею честь быть вам известным не более, чем мне известен господин Бирото. Слушайте же внимательно. Мы с вами участвуем в деле на половинных началах; вы – вносите вашу долю наличными деньгами; я рассчитываюсь за свою – векселями; векселя эти я предлагаю вам; а вы – исключительно из любезности – беретесь обратить их в деньги. И вот вы узнаете, что банкир Клапарон – человек богатый, уважаемый, наделенный, скажем, всеми добродетелями на свете, что этот достойный Клапарон обанкротился и должен шесть миллионов франков. Согласитесь ли вы в этот самый момент поставить свою подпись на моих обязательствах? Да ведь это было бы безумием! Так вот, господин Леба, Бирото находится в таком именно положении, в какое я предположительно поставил Клапарона. Разве вам не ясно, что помимо уплаты своей доли за участки я, если поручусь за Бирото, вынужден буду уплатить еще и его долг в пределах суммы, на которую им выданы векселя, не получив при этом…

– Кому уплатить? – перебил его парфюмер.

– Не получив при этом его половины земельных участков, – продолжал Клапарон, не обращая внимания на вопрос Цезаря, – ибо никаких преимуществ у меня не будет и мне придется еще покупать тогда его половину. Вот и выходит – платить трижды.