Оноре де'Бальзак - Сочинения

– Что ты станешь делать, когда произойдет взрыв?

– Когда есть время подумать, всегда будешь умен; я же бываю особенно хитер, когда приготовлюсь.

Оба жуира вошли в залу, где застали маркиза Рошефильда, постаревшего на два года, без корсета, утратившего свое изящество и обросшего бородою.

– Что же, дорогой маркиз? – проговорил Максим.

– Ах, друг мой, жизнь моя разбита. – Артур говорил в продолжение десяти минут и Максим внимательно слушал его, думая в то же время о своей свадьбе, которая должна была состояться через неделю.

– Дорогой Артур, я давал тебе совет, как удержать Аврелию, но ты не хотел слушать.

– Какой? – спросил маркиз.

– Я уговаривал тебя ехать на ужин к Антониа.

– Да, правда. Но что же делать? Я ведь люблю… Ты же играешь любовью, как Гризье – оружием.

– Послушай, Артур, дай ей триста тысяч франков, и я обещаюсь тебе найти кого-нибудь лучше ее. Когда-нибудь мы поговорим об этой прекрасной незнакомке, теперь же я вижу д'Ажюда, который зовет меня на два слова.

Максим оставил неутешного маркиза и подошел к представителю другой семьи, требующей утешения.

– Друг! – говорил другой маркиз Максиму на ухо, – герцогиня в отчаянии. Калист велел потихоньку уложить свои вещи и взял паспорт. Сабина хочет следовать за беглецами, настичь Беатрису и исцарапать ее. Сабина беременна, и дело может кончиться смертоубийством, так как она открыто покупала пистолеты.

– Передай герцогине, – говорил Максим, – что маркиза Рошефильд не поедет, и что через две недели все будет улажено. Теперь, д'Ажюда, руку, помни, что мы с тобой ничего не говорили, ничего не знали! Мы станем наблюдать случайности жизни!

– Герцогиня заставила меня поклясться на кресте и Евангелии, что я буду молчать, – сказал д’Ажюда.

– Ровно через месяц ты увидишь мою жену.

– Очень рад.

– Все останутся довольны, – говорил Максим. – Передай герцогине, что одно обстоятельство может задержать путешествие в Италию на шесть недель, и это касается дю Геника, ты же узнаешь причину позднее.

– Что же такое? – спросил д’Ажюда, смотря в это время на Пальферина.

– На прощанье одно слово Сократа: мы должны петуха Эскулапу, но ваш родственник отделается одним только гребнем, – отвечал, не моргнув, Пальферин.

В продолжении десяти дней Калист находился в сильнейшем раздражении, пересилить которого не был в состоянии, так как оно поддерживалось искренней страстью. Беатрисе пришлось, наконец, испытать эту любовь, так грубо, но так верно описанную Максимом герцогине Грандлье. Нет человека, который хоть раз в жизни не испытывал такой сильной страсти. Маркиза чувствовала себя порабощенной высшей силой, человеком, такого же знатного происхождения, как и она, который смотрел на нее спокойным властным взглядом, и все старания ее женского кокетства с трудом могли вызвать у него улыбку одобрения. Она попала в руки тирана, который каждый раз оставлял ее измученную, в слезах, и считающей себя виноватой. Карл-Эдуард разыгрывал с маркизой Рошефильд ту же комедию, какую она играла с Калистом в продолжение шести месяцев. После публичного унижения в театре, Беатриса не переставала повторять дю Генику одно и то же:

– Вы предпочли мне свет и жену, значит, вы не любите меня. Если же хотите доказать вашу любовь, пожертвуйте женой и обществом, бросьте Сабину, и мы уедем за границу.

Вооружившись таким жестоким ультиматумом, она вызвала целую блокаду, которая у женщин выражается в холодных взглядах, в пренебрежительных жестах и в неприступности. Она думала избавиться таким образом от Калиста, в полной уверенности, что он никогда не решится порвать с Грандлье. Бросить Сабину, которой Фелиситэ де Туш передала все свое состояние, значило обречь себя на бедность. Но Калист, обезумевший от отчаяния, взял потихоньку паспорт и просил лишь выслать ему довольно значительную сумму. В ожидании присылки денег, он следил за Беатрисой, и мучался ужасной бретонской ревностью. Наконец, через девять дней после того, как Ла Пальферин сообщил Максиму роковое известие, барон, получив от матери тридцать тысяч франков, явился к Беатрисе с намерением разбить блокаду, выгнать Пальферина и покинуть Париж вместе со своим умиротворенным идеалом. Беатриса находилась в том состоянии, когда женщина, у которой еще остается частица самоуважения, навсегда может погрузиться в порок, но когда выход еще возможен. До сих пор маркиза Рошефильд считала себя за честную женщину, у которой было только две страсти. Но боготворя Карла-Эдуарда и позволяя Калисту любить себя, она теряла самоуважение: там, где начинается ложь, начинается низость. Калист имел на нее право и никакая человеческая сила не могла помешать ему броситься к ногам Беатрисы и омыт их слезами полного раскаяния. Многих удивляет тот бесчувственный и холодный вид, которым женщины умеют прикрывать свои чувства. Если бы они не стирали таким образом свое прошлое, они теряли бы достоинство и не были бы в состоянии противостоять тем фатальным вольностям, которые допустили хотя раз в жизни. Беатриса была бы спасена, если бы пришел Пальферин, но сметливость старого Антона погубила все. Слыша стук подъехавшей кареты, Беатриса сказала Калисту: – Гости.

И побежала предупредить взрыв.

Антон, как осторожный человек, сказал Карлу-Эдуарду, который приехал только затем, чтобы услышать эту фразу:

– Маркизы нет дома!

Когда Беатриса узнала о посещении графа и ответ слуги, она сказала: «Хорошо!» и, входя в зал, подумала:

– Я пойду в монастырь!

Калист открыл окно и увидел своего соперника.

– Кто приехал? – спросил он.

– Не знаю! Антон еще внизу.

– Это Ла Пальферин.

– Может быть.

– Ты любишь его, оттого и придираешься ко мне. Я его видел!

– Видел его!

– Я открыл окно.

Беатриса замертво упала на диван. Тогда она заключила перемирие, чтобы иметь в своем распоряжении хотя бы один день; она отложила поездку на неделю, ссылаясь на дела, и решила не принимать Калиста, если удастся примириться с Пальферином. Вот к каким ужасным расчетам, к каким жгучим страданиям приводят подобные существования, сошедшие с рельс общественной жизни. Оставшись одна, Беатриса почувствовала себя такой несчастной, униженной, что легла в постель, она заболела, страшная борьба, разрывавшая ей сердце, сменилась не менее ужасной реакцией; она послала за доктором и в то же время отослала следующее письмо к Пальферину, в котором она сумела отомстить Калисту:

«Мой друг! Приезжайте ко мне, я в отчаянии. Антон не принял вас, между тем вы могли бы положить конец одному из самых ужасных кошмаров моей жизни; вы избавили бы меня от ненавистного мне человека, которого я надеюсь больше никогда не увидеть… Я никого не любила, кроме вас, и никого больше не буду любить; к несчастью, только я не нравлюсь вам так, как бы мне хотелось…»