Эдвард Бульвер-Литтон - Ришелье, или Заговор

Однако он тебя освободил?..

Да, но велел меня к себе позвать
И так сказал: «Ты изменил отчизне,
Но палачу тебя я не отдам;
И молодость твою и славный род
Я пощадить хочу; теперь война –
Иди на бой; взамен позорной плахи
Найди себе солдатскую могилу.
От короля я скрыл твою измену;
Ты, погибая, можешь о себе
Оставить незапятнанную память».

Вот милосердие, вот щедрость! Вместо плахи
Он выбрать дал меж пулей и ядром!
Ну что ж?

Ты знаешь, я сражался храбро;
За смертью гнался я, как никогда
За Дафною не гнался светлый бог. [4]
Я звал ее, искал ее повсюду,
Чтобы стяжать себе венок лавровый,
Но умереть не мог.

Несчастный друг!

Вернулись мы, увенчаны победой…
Когда меня увидел кардинал,
Он на меня взглянул, нахмуря брови,
И прошептал: «Ты спасся от меча,
Но топора тебе не миновать».
С тех пор я смерти жду! Ты знаешь все!

И ты молчишь и действовать не хочешь,
Когда змея судьбой твоей владеет?
Очнись от сна: твои друзья готовы!
Тирану месть; все нам сулит успех!
Король его не любит и боится
И будет рад из-под опеки выйти.
Вступи в наш заговор, отдайся нам,
И Францию спасешь, себя спасая…

Нет! Ришелье заговорен от смерти;
Его враги всегда кончают плахой…

Но, если он останется в живых,
Тебя казнят.

Я лучше жертвой буду,
Чем палачом. Для Франции он нужен.
А без меня ей обойтись легко…
Что жизнь моя!

Но разве ты не любишь?

О нет – люблю!

И Юлия прекрасна!
(В сторону.)
Он на краю своей могилы хочет
Сорвать цветок, который я лелею!
(Громко.)
Ты любишь?

Да! Кто не глядел на небо
В волшебный час, когда сияют звезды,
Кто в сонме их одну себе не выбрал
Во имя той, которой сердце полно
И в нем блестит, как на небе звезда!

Ты говоришь, как говорят поэты.

Кто любит, тот поэт. Его мечты
Сродняются с поэзией, как листья
С весенним ветерком. Его душа
Живет всегда в Эдеме и внимает
Волшебным песням ангелов, как Ева
В земном раю. Ты знаешь, что нельзя
Об Юлии понятья дать словами –
Словами не опишешь совершенства…
Все к ней влечет; ее мечты так чисты,
Как волны, где купается Диана…
Так много в ней невинности святой.
Что даже страсть при ней дрожит и млеет
И, затаив палящее дыханье,
Не смеет ей открыться и молчит;
Так много в ней небесного огня,
Что ей могла б завидовать Психея…
Тебе смешна восторженность моя,
Но полюби и, если ты полюбишь
Так глубоко, как я, тогда не будешь
Смеяться над поэзией.

Как демон,
Мою он ревность каждым словом будит.
За шпагою рука невольно рвется.

Я все сказал – мои ты знаешь тайны;
В своей груди их схорони навек.
Теперь пойдем рассеяться с друзьями;
Пойдем в таверну пить, играть, смеяться…
Забудем скорбь! Да здравствует веселье!

Граф де Мопра, я арестую вас –
Последуйте за мною к кардиналу!

Ты видишь, друг, мой смертный час настал;
Довольно тигр играл с своею жертвой…
Прости! Когда умру, скажи, что я
Жил без надежд и кончил жизнь без страха.
Прости!

Прости! Надеюсь, навсегда!
Я всячески сулил тебе погибель –
Убийцей или жертвой Ришелье…
Тебя давно я ненавижу; в детстве
Ты был меня сильнее, в юных днях
Красивей и отважнее меня…
Теперь опять ты на моей дороге…
Я улыбался, слушая тебя, –
Я знал, что смерть летает над тобою…
Любовь и честолюбье! Звезды смелых,
Свои лучи храните для меня!..
С поддержкой короля я буду мужем
Прелестной Юлии, с поддержкой короля
В министры попаду я, а потом…
(Глядит задумчиво на пергамент.)
С поддержкою Бульона и испанца
Мы слабого Людовика низложим,
И кардинал помехой мне не будет.

Опять враги погибель мне сулят.
Опять грозят и старую лисицу
Хотят поймать в капкан. Скажи, Иосиф,
Что о Лисандре говорит Плутарх? [5]

Я позабыл.

Что если шкуры льва
Недоставало – он сшивал ее
Со шкурою лисицы. Этот грек
Великий был политик и мыслитель.

Из верного источника узнал я,
Что во главе сам герцог Орлеанский.

Опять болван на сцену выступает.

Граф Барадас, любимец короля,
С ним заодно.

Пустая скороспелка!
Глава придворных, мелкий интриган,
Успел снискать доверье короля
И менее чем в полгода добился
Того, что добивался я годами;
Он не опасен; лестницу держу я
И, лишь тряхну, он свалится на землю.

Они хотят воспитанницу вашу
Своим орудием сделать; во дворец
Ее вы поместили, чтоб она
Могла следить за вашими врагами.

Так думал я, но бедное дитя
Совсем на это дело неспособна,
Она сюда приходит ежедневно,
Зовет меня отцом и молит бога,
Чтоб он меня благословил, – но больше
Я ничего добиться не могу.
Живя в дворце, она не замечает,
С кем совещается король; когда враги.
Забыв вражду, встречаются друзьями
И меж собою шепчутся; не знает,
Как у дверей подслушивать тихонько
И иногда поглядывать сквозь щели.
Ни слуха нет, ни глаз; – а говорит,
Что, как отца, меня всем сердцем любит.

В нее король влюбился не на шутку.

О боже! Я старался вырвать с корнем
Ползучий плющ его любви докучной
И не успел; но я не дам ему
Обвить мое цветущее растенье,
Где светлые мечты поют, как птицы,
Где дышит все невинностью и счастьем,
Великий грех – плотские побужденья.
Их церковь осуждает. Мы должны
Бороться с ними делом и словами.
Король тщедушен, слаб, полюбит он,
И женщина им будет управлять,
А ею тот, кому она отдастся.
Король любить лишь должен государство,
А государство – это Ришелье.