Элизабет Гаскелл - Север и Юг

– Мама, – сказал он, нежно отстраняясь от нее. – Кто посылает нам все испытания в жизни? И добрые, и злые?

Миссис Торнтон покачала головой. Она больше не будет обращаться к религии.

– Мама, – не дождавшись ответа, продолжил ее сын, – я тоже был мятежным, но теперь стараюсь искоренять в себе бунтарство. Помоги мне, как ты делала это в моем детстве. Когда отец умер и мы жили без удобств – надеюсь, такого больше не повторится, – ты говорила мне много хороших слов. Мама, это были смелые, благородные и правильные слова, которые я никогда не забуду, хотя они уже какое-то время оставались невостребованными мной. Поговори со мной снова, как прежде. Давай не будем думать, что мир слишком сильно ожесточил наши сердца. Если ты начнешь говорить мне старые хорошие слова, они принесут с собой часть набожной простоты моего детства. Я часто повторяю их про себя, однако они звучат иначе, когда их произносишь ты, – наверное, из-за тех испытаний, которые тебе довелось пережить.

– Да, испытаний было много, – роняя слезы, ответила она. – Но ни одно из них не казалось таким горьким, как это. Осознавать, что ты можешь потерять заслуженное место! Наверное, я заслужила наказания, Джон, но только не ты! Не ты! Не знаю, почему Бог так жесток к тебе. Непомерно жесток!

Тело пожилой женщины сотрясалось от безудержных рыданий. Через какое-то время воцарившееся молчание насторожило ее, и она, замолчав, прислушалась. Не было слышно ни звука. Она взглянула на сына. Тот сидел, опустив голову на стол и разметав руки по столешнице.

– О, Джон!

Мать подошла к нему и нежно приподняла его голову. На бледном лице мистера Торнтона было такое мрачное и странное выражение, что она на мгновение посчитала это уныние предвестием смерти. Но затем жесткие черты смягчились, естественный цвет вернулся к щекам, и миссис Торнтон увидела, что ее сын снова стал собой. Все горькие разочарования превратились для нее в ничто при осознании великого блаженства, которое она ощущала от одного его присутствия. Она поблагодарила Бога за это – только за это, – но с жаром, который вытеснил из ее ума все бунтарские мысли.

Ему не хотелось говорить. Он подошел к окну и открыл ставни, впустив в комнату рассветные лучи. Восточный ветер был такой же холодный, как и пару прошлых недель. Вряд ли в этом году будет спрос на легкую летнюю одежду. И незачем было надеяться на возрождение торговли.

Беседа с матерью принесла ему огромное утешение. Он почувствовал уверенность, убедившись в том, что, как бы они ни замалчивали свои тревоги и беспокойства, между ними всегда оставалось понимание друг друга. Возможно, в их отношениях не было гармонии, но и разлада тоже не наблюдалось.

Муж Фанни обиделся на мистера Торнтона, когда тот отказался участвовать в придуманной им спекуляции. Ему требовались наличные деньги для своей рискованной авантюры, и он надеялся получить их от своего милтонского родственника.

Но мистер Торнтон принял решение и сделал то, чего он опасался много недель. Он оставил дело, которым с честью и с большим успехом занимался много лет. Теперь ему нужно было найти себе приемлемую должность. Фабрика Мальборо и примыкающее к ней здание находились в долгосрочной аренде. Чтобы сохранить свой дом, ему следовало изменить договор и по возможности смягчить условия. Мистеру Торнтону начали предлагать различные варианты работы. Мистер Хэмпер с радостью сделал бы такого надежного и опытного человека младшим партнером своего сына, для которого он готовил в соседнем городе дело с большим капиталом. Его отпрыск мало что понимал в коммерции и был абсолютно несведущим в других делах. Ему нравилось тратить отцовские деньги на жестокие удовольствия, связанные с болью и садизмом. Мистер Торнтон отказался от участия в партнерстве, поскольку это могло расстроить его планы, которые он хотел реализовать на оставшиеся крохи своего состояния. Он скорее согласился бы на должность управляющего, обладающего некоторой властью и не имеющего отношения к деньгам, чем стал бы помощником богатого партнера с ярко выраженными тираническими наклонностями. Он спорил бы с ним месяцами по любому вопросу.

Поэтому мистер Торнтон ожидал других вакансий и с большим смирением держался в стороне от городских событий, лишь с интересом наблюдая за новостями, приходившими с биржи. А там теперь обсуждалось огромное богатство, привалившее его зятю благодаря смелой и ловкой спекуляции. Об этом чуде говорили уже девять дней. Такой успех вызвал у торговцев и промышленников непомерное восхищение. Никто теперь не считался настолько мудрым и дальновидным, как мистер Уотсон.

Это был жаркий летний вечер. Эдит дважды заходила в спальню Маргарет – сначала в домашнем платье, затем – одетая к обеду. В первый раз в комнате никого не оказалось. Во второй раз Эдит застала там Диксон, которая раскладывала платье Маргарет на постели. Но самой кузины снова не было. Эдит начала беспокоиться.

– Ах, Диксон! Только не эти ужасные синие цветы к такому унылому золотистому платью. Что за вкус! Подожди минуту. Я принесу украшения гранатового цвета.

– Во-первых, платье матово-золотистого цвета, мадам. Его еще называют соломенным цветом. Во-вторых, синие украшения всегда хорошо подходят к соломенному цвету.

Эдит принесла ярко-алые цветы еще до того, как Диксон закончила последнюю фразу.

– Где мисс Хейл? – спросила она, примеряя украшения. – Я не понимаю, как моя тетя позволила ей приобрести в вашем Милтоне привычку бродить по улицам.

В ее голосе появились обиженные нотки.

– Я постоянно ожидаю, что с ней случится что-то ужасное в трущобах, которые она посещает. Порядочная женщина никогда не ходила бы по таким улицам без слуги. Ее поведение не соответствует статусу леди.

Диксон все еще обижалась, что к ее вкусу отнеслись с пренебрежением. Поэтому она ответила кратко:

– Я уже не удивляюсь, когда слышу подобные слова от леди. Все вы такие боязливые, деликатные и утонченные… И все время говорите, как нужно себя вести. Вот почему я думаю, что на земле больше не стало святых…

– Ах, Маргарет! Вот и ты! Я так тебя ждала. Господи! Как у тебя пылают щеки от жары! Ты только подумай, что сделал этот несносный Генри. Он преступает все границы родства! Я так прекрасно спланировала званый обед – в точном соответствии для мистера Колтхерста, – и тут пришел Генри с извинениями и ссылкой на твое имя для оправдания. Знаешь, о чем он попросил меня? О позволении привести с собой какого-то мистера Торнтона из Милтона. Он, видишь ли, твой арендатор. Приехал в Лондон по юридическим делам. Но ведь это нарушит количество гостей!