Мария Корелли - Вендетта, или История одного отверженного

Он стремительно повернулся ко мне, вскинув обе руки над головой в безумном порыве. Его голос повысился до какого-то придушенного вопля.

«Убийцей вы называете меня – ха! ха! – очень хорошо. Нет, нет! Это она убила меня! Я говорю вам, что умер в тот момент, когда я увидел ее спящей в объятиях любовника! Это она убила меня одним ударом. Дьявол вселился в мое тело и совершил быструю месть. Тот самый дьявол находится во мне и теперь: храбрый дьявол, сильный дьявол! Именно поэтому я не боюсь чумы: дьявол внутри меня отпугивает смерть. Когда-нибудь он оставит меня, – здесь его придушенный вопль понизился постепенно до слабого, утомленного тона. – Да, он выйдет из меня, и я найду темное место, где смогу спать. Я ведь немного сплю теперь». Он задумчиво наблюдал за мной.

«Вы знаете, – пояснил он почти мягко, – у меня очень хорошая память, а когда человек много думает, то не может спать. Это произошло много лет назад, но каждую ночь я вижу ее. Она приходит ко мне, протягивает свои маленькие белые ручки, я вижу пристальный взгляд ее голубых глаз, слышу краткие стоны ужаса. Каждую ночь, каждую ночь!» Он замолчал и смущенно провел руками по лбу. Затем, как человек, внезапно пробудившийся, он посмотрел, будто видел меня теперь впервые, и разразился низким хихиканьем.

«Что за штука, что за штука эта память! – он пробормотал. – Чудно, чудно! Знаете, я помнил все это и позабыл о вас! Но я знаю, чего вы хотите – костюм. Да, вам он очень нужен, а мне так же сильно нужны деньги. Ха, ха! И вам не нравится прекрасное пальто милорда Инглезе! Нет, нет! Я понимаю. Я найду вам что-нибудь, терпение, терпение!»

И он начал рыться среди множества вещей, которые были свалены в запутанную кучу в задней части магазина. Во время этого действа он выглядел столь изможденным и мрачным, что напомнил мне старого стервятника, наклоняющегося к падали, и все же было в нем также что-то жалкое. В некотором смысле я его пожалел: бедный слабоумный негодяй, чья жизнь исполнена такой злобой и горечью. Какая разная судьба была у нас с ним, думал я. Я пережил лишь одну короткую ночь мучений, каким же пустяком она выглядела по сравнению с его ежечасным раскаянием и страданием! Он ненавидел Нину за невнимательность. Несомненно, она была не единственной женщиной, существование которой раздражало его, вероятно, он был во вражде со всеми женщинами. Я наблюдал за ним с жалостью, когда он копался среди старой одежды, которая составляла весь его товар, и задавался вопросом, почему Смерть, не щадившая самых сильных людей в городе, таким безжалостным образом обходит стороной этого несчастного страдальца, для которого могила, конечно, стала бы самым желанным приютом. Наконец он обернулся с ликующим жестом.

«Нашел! – закричал он. – Эта вещь вам прекрасно подойдет. Вы случайно не добытчик кораллов? Вам понравится одежда рыбака. Вот она: красный пояс, шляпа – и все в отличном состоянии! Тот, кто носил это, был примерно вашего роста, так что на вас прекрасно сядет, и вы только посмотрите! Чумы здесь больше нет: море полностью смыло ее, и даже пахнет песком и водорослями».

Он расстелил грубую одежду передо мной. Я поглядел на нее безразлично.

«А бывший ее владелец тоже убил свою жену?» – поинтересовался я с милой улыбкой.

Старый тряпичник покачал головой и показал растопыренными пальцами знак полнейшего презрения.

«Только не он! Он был дураком. Убил самого себя».

«Как это произошло? Случайно или умышленно?»

«Хе! Хе! Он прекрасно знал, что делал. Это случилось всего пару месяцев назад. Он покончил с собой по милости одной черноглазой смуглянки, которая живет, здравствует и смеется все дни напролет в верховьях Сорретно. Парень отлучался в долгое плавание, привез ей в подарок жемчужные ожерелья и коралловые заколки для волос. Она обещала выйти за него замуж. Не успел он еще высадиться на пристань, как уже предложил ей свои подарки. Но она возвратила их обратно, сказав, что он ей наскучил. Просто надоел и все. Тогда он попытался образумить ее, но девушка разъярилась, как тигровая кошка. А я стоял среди небольшой толпы на набережной, наблюдая всю эту сцену. Ее черные глаза сверкали, она запечатала свой поцелуй на его щеке, ее грудь вздымалась так высоко, что, казалось, готова была разорвать корсет. Эта девка была всего лишь рыночной торговкой, а вела себя, словно королева. „Я от тебя устала! – говорила она. – Пошел прочь! Не желаю тебя больше видеть!“ Он был высоким и прекрасно сложенным, сильным малым, однако заколебался и побледнел, губы его задрожали. И, опустив голову, прежде чем кто-либо успел остановить его, он сиганул в воду прямо с помоста, и волны сомкнулись над ним, потому что он даже не пытался плыть. Он камнем пошел ко дну. А на следующий день его тело вынесло на берег, и я купил его одежду за два франка. Ну, а вам продаю за четыре».

«А что сталось с девчонкой?» – спросил я.

«О, она смеялась весь день, говорю вам. У нее каждую неделю новый любовник. Такая не станет переживать».

Я вытащил кошелек: «Беру этот костюм. Вы просите четыре франка, а я дам вам шесть, но за эти два дополнительных вы покажете мне укромный уголок, где я смог бы переодеться».

«Да, да, конечно! – старик даже весь задрожал при виде серебра, которое я для него отсчитал и положил на протянутую ладонь. – Все что угодно ради благородного путешественника! Вот комнатка, где я сплю: маленькая, зато здесь есть зеркало – ее зеркало – единственная память о ней, проходите!»

И он заторопился вперед, спотыкаясь и цепляясь за беспорядочные кучи одежды, разбросанные по всем углам, затем открыл маленькую дверь, которая была, казалось, вырезана в стене и привел меня в помещение вроде стенного шкафа с ужасным запахом, предоставив в мое распоряжение убогую кровать и один сломанный стул. Маленькое квадратное окошко пропускало достаточно света, чтобы осмотреть всю обстановку, а рядом с ним висело зеркало, бывшее когда-то красивым, обрамленное в старую серебряную раму немалой стоимости, однако на свое отражение я не осмелился взглянуть в тот момент. Старик показал мне с некоторой гордостью, что дверь в это узкое логово запиралась изнутри.

«Я сделал ключ и сам установил замок, – сказал он. – Смотрите, как красиво и надежно получилось! Да, я отлично знал свое дело – торговлю – до того самого утра, когда обнаружил ее в объятиях венецианского певца. После этого я позабыл все, что раньше знал, оно просто ушло от меня, и я так никогда и не понял почему. Вот ваш рыбацкий костюм. Переодевайтесь не спеша, закройте дверь, – вся комната к вашим услугам».

И старик оставил меня одного, кивнув несколько раз, изображая дружелюбие. Я последовал его совету и сразу же заперся. После этого я медленно подошел к зеркалу, висевшему на стене, и посмотрел на свое собственное отражение. Горькая острая боль пронзила меня. Глаз у торговца был верный, он сказал правду. Я выглядел стариком! Даже двадцать лет тяжелых страданий вряд ли изменили бы меня столь ужасным образом. Болезнь иссушила мое лицо и оставила на нем отметины сильной боли, мои глаза глубоко ввалились, и в то же время некая живость их выражения свидетельствовала о пережитых мною в склепе ужасах; мою голову теперь венчали белоснежно-седые волосы. Я теперь понял причину испуга того человека, который продал мне виноград на дороге этим утром. Мой вид был способен напугать любого. Да я и сам едва узнавал себя! Признают ли меня жена и друг Гуидо? Я в этом сомневался. И эта мысль так больно уколола меня, что слезы подступили к глазам, но я поспешно их отер.