Ризван Вирк - Бизнес в позе лотоса. Как совместить работу и духовный поиск

Таким образом, заручившись согласием деловых партнеров, я, наконец, решил отправиться в пустыню. Я позаботился обо всех незавершенных делах, кроме одного. Для подготовки к поездке Рамасвами дал всем нам кинозадание – посмотреть «Последнее искушение Христа» [85]. Я ожидал, что фильм будет о пустыне, как «Лоуренс Аравийский» [86]. Хотя я жил раньше в Саудовской Аравии, я никогда не видел этого фильма и хотел его посмотреть.

– Ты можешь посмотреть и его тоже, если хочешь. Но важно, чтобы ты посмотрел «Последнее искушение», – сказал Рамасвами.

Я спросил, почему мы должны смотреть такой противоречивый и христианский фильм. Он рассмеялся:

– Не беспокойся обо всех этих спорах. Та часть фильма, которая сейчас для тебя важна, – это не тот фрагмент, где Иисус спит с женщинами! Для тебя важен момент, когда Иисус уходит в пустыню, чтобы побыть в одиночестве. Я хочу, чтобы ты сосредоточился на этом моменте.

Я согласился и за день до отправления взял в прокате фильм и посмотрел его в одиночку. Было неплохо соответствующим образом настроиться на поездку.

Мы прибыли в Боррего-Спрингс – небольшой городок недалеко от пустыни Анза Боррего [87]к югу от Сан-Диего. Пустыня была не такой, как я ее представлял. Когда мне было десять лет, моя семья в течение года жила в Эр-Рияде – столице Саудовской Аравии. Однажды мы ездили через пустыню в Мекку [88], и хотя я не помню большей части поездки, припоминаю огромные ландшафты открытой пустыни. Я помню двухполосное шоссе, проложенное среди бесконечных миль песчаных дюн. По какой-то причине я воображал, что эта пустыня будет выглядеть так же.

Но пустыня на юго-западе Америки не имела ничего общего с Аравийской пустыней [89]. Для описания пустыни Анза Боррего подходило слово « суровая ». Там не было мягких холмов песчаных дюн. Песок был не очень глубоким и был полон мелкой гальки и более крупных камней. Через каждые полметра встречались небольшие кусты, и было трудно идти по прямой линии, потому что их надо было постоянно обходить. Плоская часть окружена изрезанными холмами. Куда ни кинешь взгляд – повсюду видны оттенки коричневого: коричневый песок, более темно-коричневые кусты и еще более темные коричневые валуны. А еще нам надо было остерегаться гремучих змей.

Однако в этих холмах было что-то потустороннее. Трудно сказать почему, но пребывание здесь вызывало волнение. Я ощущал теплый непрекращающийся ветер пустыни. Он напомнил мне о горячих ветрах Аравии. Казалось, что ветер пустыни пронизывает все насквозь, сохраняя чистоту этого места.

Боррего-Спрингс был мало похож на город. Скорее, он представлял собой небольшую группу зданий вокруг кольцевой развязки. От развязки шли четыре дороги. Две из них были местными – с них очень быстро сходил асфальт, и они становились грунтовыми. Две другие исполняли роль «главных шоссе», являясь, по сути, двухполосными асфальтированными дорогами.

Я решил дойти от нашего отеля до «центра города». Было жарко, более 38 градусов, но сухая жара, казалось, не влияла на меня так сильно, как влажное лето в Бостоне. Я дошел до большой кольцевой развязки, внутри которой располагался маленький парк, сел, прислонившись спиной к дереву и наслаждаясь его небольшой тенью, и начал писать в тетради. Я регулярно пополнял ее записями на протяжении ряда месяцев. Сейчас мне хотелось описать чувства, вызванные приездом в пустыню.

В тот вечер и на следующий, в день летнего солнцестояния, мы ходили в пустыню Анза Боррего. На время мы проникли в альтернативную реальность бесконечного пустынного ветра под яркими сияющими звездами. Никогда в жизни не видел я столько звезд. Живя в городе так долго, я позабыл, каким изумительным может быть ночное небо с пересекающим его Млечным Путем. Когда я медитировал, чувствовал, что свободно парю среди этих звезд.

Следующие несколько дней мы провели так: жарким днем мы бездельничали в Боррего-Спрингс и я записывал в тетрадь свои впечатления; ночью мы шли к удаленному месту силы в пустыне и медитировали. С каждой ночью энергия пустыни становилась все сильнее. Я чувствовал то, что Рамасвами назвал бы «очищением ауры» – словно ветер просто «выдувал» из моей ауры все, что в ней плохо держалось.

В маленький иллюминатор светило яркое солнце, и я опустил занавеску, чтобы создать тень. Я посмотрел на часы. Было восемь утра, и я только возвращался красноглазым [90]рейсом из Лос-Анджелеса в Бостон. Полет оправдывал свое название, и я чувствовал, что мои глаза все больше краснеют. Но, несмотря на проведенную в самолете ночь, я был необычайно энергичен.

Я смотрел в иллюминатор на небоскребы Бостона. Я ощущал, что в прямом и переносном смысле несколько дней был вдали от цивилизации, и, возвращаясь, чувствовал себя немного странно. Когда самолет кружил над городом, готовясь к посадке, я размышлял о том, что было внизу. Автомобили вытянулись в линии в дорожных пробках, люди спешили на работу, готовые к трудовым будням. Я вспомнил Торо и его цитату о «тихом отчаянии». Я чувствовал, что побывал в своем « Уолдене »: ушел в лес – то есть в пустыню, – чтобы прожить осознанно хотя бы несколько дней.

Когда я вошел в зону получения багажа, то почувствовал, как в меня медленно просачивается цивилизованный мир. Но когда я закрыл глаза и сделал глубокий вдох, то ощутил в теле спокойствие, энергию и отрешенность. Рамасвами сказал бы, что я почувствовал определенную энергию . Она действительно была, но не сосредоточенная в одном месте, а охватывающая все мое тело. Это создавало эффект нечувствительности или защитной оболочки, будто бы предназначенной, чтобы ослабить влияние цивилизации. Когда я брал сумку, то чувствовал себя как во сне.

Я думал, надо ли мне идти на работу, и решил не ходить. И отнесся к этому спокойно. Мне вдруг пришло в голову, что было время завтрака. Я зашел в небольшой магазинчик и посмотрел на выставленные на витрине булочки и рогалики. По какой-то причине энергия моего тела казалась несовместимой с едой, которую я видел, и я не смог заставить себя что-нибудь съесть. Купив только немного воды, я начал пить.

Три дня спустя меня это начало беспокоить: вернувшись в Бостон, я пил много воды и апельсинового сока, но так ничего и не съел. И даже не был голодным. Раньше я, бывало, не пропускал ни одного приема пищи и часто перекусывал в промежутках между едой. А теперь я не ел три дня. Я связался с Рамасвами, который еще не вернулся в Бостон, по электронной почте, чтобы узнать, может ли он мне что-либо посоветовать: « Я ничего не ел после возвращения из пустыни. Я не знаю, нормально это или нет – в моей жизни такого никогда не случалось. Что мне делать? »

Он ответил в тот же день, задав несколько вопросов: « Прежде чем я смогу сказать тебе, что “это нормально”, мне надо узнать, как ты себя чувствуешь. Посещение пустыни может иметь разные последствия. Как ты себя чувствовал, когда вернулся из поездки? У тебя было головокружение от того, что ты не ел? Может быть, ты не ешь из-за проблемы с желудком? У тебя нет тяги к какой-то определенной еде? »