Ричард О’Коннор - Психология вредных привычек

Острое посттравматическое стрессовое расстройство, известное как ПТСР, впервые выявили у ветеранов, вернувшихся с войны во Вьетнаме. Многие из них страдали от явлений «обратного кадра» [52]боев, повторяющихся ночных кошмаров, трудностей с концентрацией внимания, сверхбдительности и эмоциональной отгороженности. По современным оценкам, около 30 % мужчин (и практически столько же женщин), воевавших во Вьетнаме, страдали ПТСР {116}. Мы не знаем, сколько до сих пор служащих в Ираке или Афганистане столкнутся с такими же проблемами. Военные пытались разработать превентивные меры, но все разрозненные данные свидетельствуют о том, что современные ветераны и их семьи серьезно страдают. Во всяком случае, ветераны составляют 15 % бездомных, по большей части из-за того, что пережитые травмы лишают их возможности контролировать себя и общаться с другими людьми {117}. И очевидно, что люди с ПТСР находятся в группе риска саморазрушающего поведения.

Когда ученые дали четкое определение посттравматическому расстройству, стало ясно, что другие люди, и не только ветераны войны, тоже страдают этим недугом. Сегодня мы знаем, что любая ситуация, при которой мы сталкивались с угрозой жизни или здоровью по отношению к себе или другим и испытали ужас, беспомощность или страх, может включить механизм этого расстройства. Изнасилование, нападение, катастрофа, внезапная смерть или потеря любимого человека, любые другие особенные личные события – все что угодно может стать причиной психологической травмы. Многие очевидцы событий 11 сентября страдают ПТСР, как и любые другие свидетели неожиданного насилия. Даже профессиональные спасатели, сознательно выбирающие работу с травмами, так же уязвимы {118}. По имеющимся данным, 10 % женщин и 5 % мужчин в США страдают острым ПТСР {119}. Почему женщин больше? По-видимому, это как-то связано с виктимностью [53]. Виктимность – важнейшая составляющая ПТСР, поскольку именно чувство бессилия отличает острое посттравматическое расстройство от обычных стрессовых реакций {120}.

Отличительная особенность ПТСР состоит в том, что мы переживаем навязчивые воспоминания или симптомы травматических событий настолько ярко, как будто они к нам возвращаются. Эти воспоминания часто возникают на ровном месте и захватывают сознание. Таким образом, люди с ПТСР всегда начеку, пребывают в состоянии перманентного, хронического стресса. Миндалина, центр страха в головном мозгу, застревает в активной позиции и продолжает посылать команду надпочечникам вырабатывать адреналин и кортизол – гормоны, готовящие нас к опасности. Мы становимся сверхбдительными и пугливыми, а наша реакция на испуг может быть совершенно непропорциональной. Человеку с ПТСР из этого состояния выйти труднее, чем здоровому. В этом порочном круге гиппокамп – вероятно, преобладающий над миндалиной – угнетен адреналином и не способен усмирить стрессовую реакцию. Поэтому люди с ПТСР испытывают постоянную тревогу и могут чрезмерно реагировать на обычные стрессовые ситуации и будничные нагрузки, демонстрируя преувеличенную оборону. Ветераны войны всегда на волосок от взрыва – всегда готовы сорваться на своих жен. У жертв насилия даже нежное прикосновение может вызвать панику. У других, страдающих ПТСР, развивается защитный механизм диссоциации – уход, потеря чувства времени, отсутствие в настоящем времени или отсоединение от собственных переживаний и взгляд на них со стороны как на фильм. «Сознательное Я» практически отключается: в таком состоянии мы не способны чему-либо научиться или принять разумное решение.

Если жить в состоянии, подобном ПТСР, можно ожидать появления тех или иных саморазрушающих паттернов. Когда наша память в смятении и мы снова и снова испытываем на себе эмоциональное воздействие минувших событий, мы можем путать прошлое и настоящее, обвиняя в своих реакциях совершенно заурядные обстоятельства. Поэтому мы легко срываемся на своего супруга(у) или пугаем детей, когда они нас раздражают, и они привыкают нас бояться. Мы начинаем чувствовать, что действительно теряем самоконтроль, ощущаем опасность и перестаем себе доверять. Может даже появиться страх сойти с ума. Если собственный механизм защиты выражается в основном в диссоциациях, мы становимся отстраненными и отгороженными от внешнего мира: как будто наблюдаем за жизнью, но не участвуем в ней. В напрасных попытках успокоить себя можем злоупотреблять наркотиками. Наше тело изнашивается под воздействием гормонов стресса, а иммунная система оказывается подорванной {121}. Мы постепенно отгораживаемся от окружающих, относимся к ним с нарастающим подозрением, и наш мир в итоге может сузиться до изоляции и страха. И что, возможно, хуже всего: из-за искаженной памяти мы начинаем чувствовать себя отгороженными от собственного прошлого, как если бы нас было двое, до и после травмы, но личность, которая была до травмы, оказывается утраченной {122}. И тогда долгая история нашей жизни теряет всякий смысл.

Возможно, суть проблемы в том, что люди не осознают своего посттравматического состояния. Они продолжают снова и снова переживать травму (в ночных кошмарах, при вспышках памяти или с физической болью) или, может быть, продолжают уходить от нее с помощью диссоциации, изоляции или фобического избегания. Однако травма нарушает функции памяти, и поэтому люди с ПТСР относят свои симптомы на счет актуальных событий. Они оживляют прошлое в настоящем.

ПТСР нарушает систему памяти в мозгу. В норме наши воспоминания продвигаются от краткосрочной системы к долгосрочной, сжимая воспоминания в логическую последовательность, содержащую существо событий, при этом некоторые детали могут утрачиваться. Логическая последовательность чрезвычайно важна: мы вписываем воспоминания в нашу парадигму представления о себе и окружающем мире. При ПТСР эмоции и выброс адреналина, сопровождающий воспоминания, настолько сильны, что такой процесс сжатия памяти становится невозможным. Мы продолжаем оживлять переживания, со всеми их звуками, запахами, физическими ощущениями, паникой и смятением. Все это возвращает нас к событиям прошлого, но так же без контроля и с чувством того же ужаса. Выжившим после травмы очень трудно говорить о том, что с ними случилось, их рассказ поминутно прерывается и не выстраивается в логическое повествование. Они застревают в деталях, путаются в хронологии и оценке событий. Недавно проведенные исследования показали, что у людей с ПТСР травматическая память хранится в правом полушарии мозга, тогда как у всех, не переживших подобных стрессовых событий, память консолидируется в левом полушарии {123}. Получается, что переживания людей с посттравматическим синдромом больше похожи на сновидения, чем на воспоминания. Когда мы вспоминаем минувшие события, то осознаем, что сами находимся в настоящем времени, оглядываясь на прошлое. Но когда видим сны о прошлом, воспринимаем их и все чувства вместе, и в этих чувствах наше Я не осознает, что мы во сне. Таким образом, переживания людей с ПТСР больше похожи на ночные кошмары наяву.