Ричард О’Коннор - Психология вредных привычек

Я посмеивался над родовым общим врожденным оптимизмом, нашей верой в то, что мы лучше остальных и что все сложится в нашу пользу. Но люди, которые просто смотрят, как жизнь проходит мимо, могли бы быть немного оптимистичнее, потому что от этого их жизнь действительно может стать лучше. Прежде всего люди, события и возможности подстраиваются под наши ожидания. А оптимизм или пессимизм часто оказываются самосбывающимися пророчествами. Мы обращаем внимание на то, что ожидаем увидеть, и если ждем успеха и признания, скорее всего, будем более успешными и более радующимися жизни. Оптимисты также лучше справляются с превратностями судьбы, они с большей вероятностью станут бороться дальше, а потому умеют добиваться желаемых результатов. Они склонны решать проблемы, а не избегать их. Оптимисты лучше планируют будущее (позитивные ожидания способствуют размышлениям о грядущем). Они фокусируются на том, что в состоянии контролировать, и не тратят свою психическую энергию на беспокойство о том, чем не в силах управлять. В своей работе с депрессивными, пассивными или истощенными пациентами я провел много часов, пытаясь стимулировать оптимизм и бросая вызов пессимистическим настроениям.

Этот феномен, при котором мы взлетаем или падаем в зависимости от своих или чужих ожиданий, может быть частью любого паттерна самодеструктивного поведения, но особенно активно участвует в создании пассивности. Классическое исследование такого «пророчества» появилось в 1960-х. В начале учебного года исследователи проводили тестирование в школе и сообщили учителям, что его результаты выявляют определенных учеников, которые проявят себя в учебе в течение года {143}. На самом деле тест не значил ровным счетом ничего, а потенциальные отличники были выбраны случайно. Можно предположить, что в конце года учителя должны были субъективно оценить «избранных» как более успешных, но результат эксперимента оказался гораздо эффектнее. Объективный тест IQ показал, что результаты «потенциальных отличников» и в самом деле оказались выше, чем у других учеников. Все остальные переменные были под контролем: ни школьники, ни их родители, ни администрация не знали о сути эксперимента. Напрашивается вывод: видимо, учителя лучше работали с «потенциальными отличниками» или каким-то образом вселили в них надежду. И одного этого оказалось достаточно, чтобы улучшить результаты теста на коэффициент интеллекта ребенка. Результаты были подтверждены многократно: если лидеры или тренеры повышают планку, работа подопечных становится лучше, будь то спортсмен или армейский офицер.

Хотите больше доказательств? Возьмем, к примеру, знаменитое исследование Эллен Лангер [61]в доме для престарелых. Экспериментаторы принесли каждому пациенту в комнату по растению. Половине из них сказали, что они несут полную ответственность за это растение, и призывали полностью принять на себя любые решения по уходу в том числе и за собой. Второй половине постояльцев сказали, что администрация решила поставить растения в комнаты как предмет интерьера и персонал будет сам о них заботиться. Их также попросили отдыхать и не обращать на растения внимания, положившись на персонал в принятии любых решений. По прошествии 18 месяцев те, кого призывали самостоятельно ухаживать за растениями, были более активными, энергичными и общительными, тогда как контрольная группа значительно проигрывала по этим показателям {144}. Самое удивительное, что во время проведения исследования в экспериментальной группе умерли только 15 % человек, тогда как в контрольной группе – 30 %.

А что же с теми из нас, кто не попал в категорию «отличников», от кого не ждали ничего особенного, если вообще чего-то ждали? Должна ли быть какая-то связь между низкими ожиданиями и низким коэффициентом интеллекта? В моем маленьком городе репутация некоторых семей предполагает низкие или негативные ожидания, когда ребенок еще только собирается идти в детский сад. От малыша ждут, что он будет замедленным, проблемным или и то и другое. По моему опыту, здесь речь скорее идет о заниженных амбициях, а не о дурной наследственности. Я работал со многими подобными людьми и видел, что самое разрушительное в их личности – собственные низкие ожидания. Нет ни мечты, ни надежды.

В предыдущих главах мы уже говорили о преимуществах осознанности: как она помогает снимать стресс, выходить за рамки парадигмы, принимать мудрые решения. Ее недостаток состоит в том, что, помогая понять содержимое нашего сознания, осознанность не дает нам представления о том, что там могло бы быть. А ведь это проблема большинства людей, которые смотрят, как жизнь проходит мимо: им просто не приходит в голову, что можно жить лучше. Они усвоили приобретенную беспомощность. Этот термин впервые был использован в известной серии экспериментов Мартина Селигмана {145}. Он наблюдал за поведением собак, часть которых имела возможность избежать удара током, а часть – не имела. Потом он поместил обе группы животных в клетки, из которых можно было без труда сбежать. Удивительным образом большая часть группы собак, которая не могла избежать удара током, просто легла в клетке на пол и приняла электрошок, несмотря на то что они видели, как можно выбраться наружу. У них сформировалась такая парадигма (если у собак бывает парадигма): удара током избежать невозможно.

Такая модель вполне применима и к людям. Мы видим жен, смирившихся с мужьями, которые их бьют; пессимизм молодежи из городских трущоб; людей, которые перестали соблюдать диету, ходить в тренажерный зал и вообще следить за здоровьем. В этой главе я также отношу это определение к тем, чья проблема, по большому счету, состоит в отсутствии самосознания. Им никогда не приходилось проявлять силу воли, чтобы переломить обстоятельства. Можно считать, что отказ от борьбы может быть способом адаптации, если мы действительно беспомощны: тогда мы сохраняем силы, чтобы когда-нибудь сделать следующую попытку, если представится возможность. По иронии судьбы, чрезмерная уверенность в собственных силах, в способности изменить ход событий может привести к депрессии и чувству вины. Это касается таких ситуаций, как дискриминация, нищета, инвалидность или болезнь, когда мы по-настоящему беспомощны. Как однажды сказал о заключенных адмирал Джеймс Стокдэйл, переживший вьетнамский плен: «Оптимисты умирали первыми – их сердца были разбиты». Однако почти всегда люди сдаются слишком быстро, не увидев даже проблеска надежды. Беспомощность может быть просто состоянием души, частью «непроизвольного Я».