Ричард Бернстайн - Восток, Запад и секс. История опасных связей

А тот престарелый австриец однажды после ужина загадочно заболел, после чего улетел в Астрию лечиться и больше не возвращался в Бан-Као. Его общие финансовые потери, по словам Килли, составили около трех миллионов батов, чуть меньше трехсот тысяч долларов. В любом случае, как сказал Килли, юрист-международник на пенсии, специализировавшийся на нефтяном бизнесе, – тот австриец-простофиля не мог бы предъявить никаких законных претензий ни на дом, ни на деньги, которые отдал жене.

Сам Килли оказался довольно примечательной личностью – оригиналом и эксцентриком. Во время Второй мировой войны он и его семья покинули родную Вену и поселились вместе с родственниками в Катовице – городе, который в те годы находился в германской Силезии, а сейчас – на юге Польши. Когда советские солдаты освобождали эти территории, всех членов семьи Килли отправили в лагерь для перемещенных лиц, где они провели два года. Затем их перевезли в Восточную Германию, и они провели еще год в лагере под Дрезденом, прежде чем их наконец репатриировали. Килли особенно запомнился момент, когда новоприбывших интернированных немцев привели в помещение для дезинфекции. Все они решили, что это газовые камеры, нарочно замаскированные под душевые, и что их сейчас умертвят. В глазах Килли эта паника послужила доказательством того, что немцы, несмотря на все их утверждения, прекрасно знали о существовании газовых камер и о том, что творили с евреями во время войны.

Килли чуть не плакал, когда рассказывал эту историю. Ему пришлось отвернуться к окну, сфокусировать взгляд на горизонте, чтобы снова взять себя в руки. А потом он отвел меня к себе в кабинет и поставил послушать песни на идише, которые скачал из интернета. “Какая же глубокая грусть в этой песне”, – сказал он про одну из них.

Килли – рослый мужчина с седеющими волосами и слегка впалыми щеками. В чертах его лица есть какая-то грубоватая, суровая красота, а серебристая оправа очков вторит цвету волос. В тот день, когда мы с ним встретились, он был одет в клетчатую рубашку с короткими рукавами, шорты и сандалии. После опыта жизни в лагере для интернированных он пошел в школу в Вене, а позднее работал юристом при нефтяных компаниях в Нигерии и на Ближнем Востоке. Он был женат, но брак оказался неудачен. У него были женщины по всему миру. С Лит он познакомился в Вене. У нее оказалась столь же богатая событиями биография, что и у него самого. В семнадцать лет она вышла замуж за тайца, но он ночевал в комнате своей матери, а в спальню Лит приходил только для секса. Она родила мужу ребенка, но потом ушла от него к другому мужчине – китайскому бизнесмену. От него она тоже родила ребенка.

“Я все время с ним ссорилась”, – рассказывала Лит о своем партнере-китайце. Желая уйти от него, она согласилась устроиться на работу на обувной фабрике на острове Пханг-Нга на юге. Возможно, Лит действительно поверила, что речь идет об обувной фабрике, и искренне удивилась, когда выяснилось, что на самом деле это бордель, обслуживающий тайских рабочих оловянных рудников в прибрежной зоне. Она рассказывала, что всех женщин заставляли зачитывать на диктофон определенные слова, свидетельствовавшие, что они поступают на работу в бордель по доброй воле. Если определить точнее новое положение Лит, она попала в рабство. Она провела там год, а потом, поскольку владельцам борделя хотелось постоянно обновлять рабочую силу, ее вышвырнули. Она познакомилась с одноногим полицейским и родила от него ребенка, но ушла от него, когда узнала, что он уже женат. Она поехала на Пхукет – остров-курорт в Андаманском море, где ее знакомые держали бар, и там-то встретила своего первого мужа-австрийца.

Он был секс-туристом. Ему понравилась Лит, и он увез ее в Вену, полагая, что Лит – если судить по ее рассказам – окажется послушной и управляемой женой. Когда же выяснилось, что у Лит имеются собственные желания – например, ей захотелось посещать венские казино, – он начал бить ее. Когда Килли увидел ее впервые, у нее был перебит нос и все лицо в синяках. Он купил ей билет в Таиланд, но от мужа-австрийца у нее был ребенок (уже четвертый по счету – все дети от разных мужчин), поэтому Килли купил ей и обратный билет, чтобы она могла вернуться в Вену и позаботиться о своем малыше. Однако в итоге этот ребенок так и остался с отцом в Вене, а Килли с Лит уехали жить в Бан-Као. Это случилось в 1996 году, за одиннадцать лет до моей встречи с ними.

Конечно, трудно судить по единственному визиту, но у меня сложилось впечатление, что в отношениях между Килли и Лит есть какая-то честность, которая и делает их чувства крепкими и искренними. Для Лит Килли стал спасительным выходом, и за это она прониклась к нему симпатией. “Я оставлю ей дом и кое-какие деньги, – сказал Килли, – так что она будет богатой женщиной. Ведь каждая деревенская тайская девушка мечтает разбогатеть”.

Ну а сам Килли? Почему такой человек, как он, – юрист-международник, уважаемый гражданин и успешный профессионал, – решил закончить свою жизнь в доме в тропиках, в Бан-Као, в Таиланде? Его судьба напомнила мне один эпизод, о котором рассказывал исследователь дальних земель Ричард Бёртон. Оказавшись в 1845 году в области Серода неподалеку от западного побережья Индии, Бёртон набрел на могилу некоего майора Г., своего доброго знакомого, который покинул Англию в юном возрасте и сделал своей страстью и новой родиной Индию, где влюбился в девушку-плясунью. Майор Г., по словам Бёртона, “откупился от полка… купил дом в Сероде, женился на чаровнице и прожил там до конца своих дней”. Его могила являла собой просто нагромождение камней, отмечая место, где погребли его пепел, и Бёртон заметил: “Всегда очень грустно видеть место последнего упокоения соотечественника в каком-нибудь укромном уголке на чужбине, вдали от праха его предков, и сознавать, что могилу ему рыли чужеземцы, что у ее края никогда не стояли скорбящие близкие и ни одна дружеская рука не поднялась, воздавая дань памяти достойно оплаканному усопшему. При виде такого зрелища сжимается сердце скитальца”.

Килли и большинство других европейцев, живущих в Бан-Као, отличаются от майора Г. тем, что приехали сюда не в юности, а уже в весьма преклонном возрасте, хотя они тоже женились на своих чаровницах и тоже имели скитальческие сердца. У Килли обстоятельства сложнее, чем у других, потому что в Бан-Као он не чувствует себя в безопасности. У него случались ссоры с одним из шуринов, которому он не доверяет. А незадолго до моей встречи с Килли к нему заявился одноногий полицейский и потребовал, чтобы Килли подарил ноутбук его дочери (теперь уже подростку) от Лит. Все деревенские хотят поживиться за счет богатых иностранцев, поселившихся среди них. Килли отказался, потому что, как он объяснил, ему не понравились грубые повадки полицейского. А через несколько дней кто-то вломился в дом и украл компьютер и видеокамеру.