Малкольм Гладуэлл - Давид и Голиаф. Как аутсайдеры побеждают фаворитов

Каждый день, начиная с первого класса и до окончания средней школы, Рэндольф приходил на занятия в галстуке. «Выглядел я странно и чувствовал себя неловко. Но все равно продолжал его носить. Не помню, как все началось. Просто однажды в первом классе захотел надеть галстук, так оно и повелось. Я был ботаном, наверное».

На выпускном вечере Рэндольф произносил прощальную речь. Его баллы для поступления в колледж были практически идеальными. Он мог выбирать между Гарвардом и МТИ и выбрал Гарвард. В первую неделю занятий он бродил по территории университета и удивлялся своему везению. «Мне подумалось, что вокруг меня студенты, попавшие в Гарвард. Странные мысли, но я все время думал: “Здесь такие интересные, умные и удивительные люди. Будет просто классно”. Я был полон энтузиазма».

Его рассказ, почти слово в слово повторявший историю Кэролайн Сакс, еще раз подчеркивает выдающееся достижение импрессионистов. Они были художественными гениями, но при этом обладали редкой житейской мудростью. Они смогли трезво оценить то, что остальной мир воспринимал как невероятное преимущество. Моне, Дега, Сезанн, Ренуар и Писсарро выбрали бы второй университет из списка.

Так что же произошло со Стивеном Рэндольфом в Гарварде? Думаю, вы и сами уже догадались. На третьем курсе он записался на «Квантовую механику». «Я не мог похвастаться высокими оценками, – признал он. – Думал, получу четверку с минусом (это была самая низкая оценка в его жизни). Мне казалось, у меня получается либо плохо, либо недостаточно хорошо. Может быть, я считал, что должен превзойти всех или продемонстрировать гениальные результаты, чтобы был смысл в дальнейшей учебе. Некоторые схватывали материал гораздо быстрее, и, как правило, ты ориентируешься именно на них, а не на тех, кто так же плавает, как и ты».

«Материал меня увлекал, – продолжил молодой человек. – Однако первые недели меня немного подкосили, сидишь в классе, ничего не понимаешь и думаешь: “Я никогда с этим не разберусь!” Потом ты решаешь задачки, разбираешься по чуть-чуть в одном, в другом, но постоянно думаешь о том, что другие студенты разбираются куда лучше тебя. Думаю, отличительная черта Гарварда в том, что здесь слишком много умных людей и среди них очень трудно чувствовать себя умным». Стивен решил бросить учебу.

«Знаете, решение математической задачи дарит чувство удовлетворения, – заметил Рэндольф, и на его лице промелькнуло почти тоскливое выражение. – Ты начинаешь работать с проблемой, которую не можешь решить, но тебе известны определенные правила и методы, которыми можно пользоваться, и зачастую промежуточный результат, получаемый во время процесса, намного сложнее исходных данных, а конечный результат простой. И проделать этот путь очень интересно». Рэндольф поступил туда, куда хотел. Но получил ли он желаемое образование? «Думаю, в общем и целом, я доволен тем, как сложились обстоятельства, – сказал он. А затем немного печально рассмеялся. – По крайней мере я сам себя в этом убеждаю».

После третьего курса Рэндольф решил поступить в юридическую школу. Окончив ее, он устроился на работу в юридическую фирму на Манхэттене. Благодаря Гарварду мир лишился еще одного физика и пополнился еще одним юристом. «Я занимаюсь налоговым правом, – пояснил Рэндольф. – И вот что интересно: в области налогового права работает много несостоявшихся физиков и математиков».

При сканировании мозга у человека, страдающего дислексией, получаются очень странные изображения. В определенных важных частях мозга, отвечающих за чтение и обработку слов, у дислектиков обнаруживается меньше серого вещества. То есть не столько клеток мозга, сколько должно быть. В процессе формирования плода нейроны перемещаются в соответствующие области мозга, занимая свои места, словно фигурки на шахматной доске. Но по какой-то причине нейроны дислектиков теряются по пути и оказываются в неправильном месте. В мозге имеется так называемая желудочковая система, которая исполняет роль пунктов входа и выхода. У людей с нарушениями навыков чтения нейроны выстилают желудочки беспорядочно, словно пассажиры, раскиданные по всему аэропорту.

В процессе сканирования мозга пациенты выполняют задание, после чего невролог проверяет, какие части мозга были задействованы в процессе работы. Если попросить дислектика читать во время сканирования, области, которые должны высветлиться, не высветляются вообще. Изображение походит на аэроснимок города во время отключения электричества. Во время чтения дислектики в отличие от нормальных читателей по большей части используют правое полушарие мозга. Правое полушарие отвечает за воображение. Оно не подходит для задачи, требующей такой точности и скрупулезности, как чтение. Иногда при чтении дислектик спотыкается на каждом шаге, словно разные части мозга, ответственные за чтение, взаимодействуют посредством очень медленного соединения. Одним из методов диагностирования дислексии у маленького ребенка является тест на быстрое автоматическое называние. Ребенку показывают различные цвета один за другим – красный, зеленый, синий, желтый – и проверяют его реакцию. Увидеть цвет. Опознать цвет. Соотнести цвет с его названием. Произнести название. Большинство из нас делают это автоматически. Не так происходит у человека с расстройством чтения; на какой-то стадии данного процесса связи между четырьмя операциями нарушаются. Спросите четырехлетнего малыша: можешь произнести слово «банан» без «бэ»? Или предложите ему сложить слово из трех звуков: «кэ», «о» и «тэ». Попросите назвать одно нерифмующееся слово из трех: «кот», «рот» и «март». Простые вопросы для большинства четырехлеток, но очень трудные для дислектиков. Раньше считалось, что дислектики произносят слова наоборот – не «март», а «трам» или что-то подобное. Получается, что дислексия – это затрудненное визуальное распознавание слов. Но проблема куда глубже. Дислексия – это затрудненное распознавание и обработка звуков на слух. Разница между «бэ» и «дэ» заключается в едва уловимом расхождении в первых 40 миллисекундах слога. В основе человеческого языка лежит умение распознавать это 40-миллисекундное различие, и разница между звуками «бэ» и «дэ» определяет наше понимание или катастрофическое непонимание тех или иных слов. Можете представить себе последствия такой медленной работы мозга, что при соединении сборочных элементов слов эти решающие 40 миллисекунд пролетают чересчур быстро?