Зигмунд Фрейд - Остроумие и его отношение к бессознательному

Фамиль ярно

мил лионер

______________

Фамилионерно

А процесс, превративший идею в остроту, можно описать следующим образом, хотя на первый взгляд это и покажется совершенно фантастическим, но тем не менее в точности передает наличный результат:

«Р. обращался со мной совсем фамильярно, то есть насколько это доступно миллионеру».

Теперь представим себе, что на эти предложения действует уплотняющая сила, и предположим, что придаточное предложение по какой-то причине более податливо. Тогда оно обречено на исчезновение, а его существенная часть, слово «миллионер», сумевшая противостоять давлению, как бы впрессовывается в первое предложение, сливается с весьма похожим на него элементом этого предложения «фамильярно», и именно эта случайно подвернувшаяся возможность спасти главное во втором предложении будет способствовать гибели других, менее важных составных частей. Так в данном случае и возникает острота:

«Р. обращался со мной совсем фамилионерно».

Отвлекаясь от уплотняющей силы, конечно же нам неизвестной, мы вправе описать путь образования остроты, то есть технику остроумия данного случая, как сгущение с образованием замены; последнее как раз и заключается в изготовлении составного слова . Это составное слово «фамилионерно», само по себе непонятное, в данном контексте сразу же признаваемое понятным и остроумным, – носитель заставляющего смеяться воздействия остроты, чей механизм, правда, нисколько не стал нам яснее благодаря открытию техники остроты. Каким же образом процесс словесного сгущения с образованием замены способен доставить нам удовольствие с помощью составного слова и вызвать наш смех? Мы замечаем, что это – другая проблема, обсуждение которой правомерно отложить до того, как к ней будет найден подход. Пока же остановимся на технике остроумия.

Наш расчет, что техника остроумия, видимо, не безразлична для понимания его сути, заставляет нас прежде всего выяснить, есть ли другие примеры острот, построенных подобно гейневскому «фамилионерно». Таковых не слишком много, но все же достаточно, чтобы составить маленькую группу, характеризующуюся образованием составных слов. Сам Гейне, словно копируя себя, извлек из слова «миллиардер» остроту, сказав о ком-то: «миллиардур» («Идеи», гл. XIV), что представляет собой сложение «миллиардер» и «дурак» и в точности, как первый пример, выражает подавленную заднюю мысль.

Другие известные мне примеры: в своем городе берлинцы называют известный фонтан , сооружение которого доставило много хлопот бургомистру Форкенбеку, Форкенбак, и этому названию нельзя отказать в остроумии, хотя слово фонтан должно было для совпадения с фамилией превратиться в слово «бак». Злое европейское остроумие некогда переименовало вельможу Леопольда в Клеопольда из-за его тогдашней связи с дамой по имени Клео; это – бесспорный результат сгущения, которое, затратив всего одну букву, как бы сохранило неприятный намек. Собственные имена вообще легко перерабатываются этим приемом остроумия: в Вене было два брата по фамилии Жалингер, один из них был биржевой маклер. Это позволило назвать одного брата Биржалингер, тогда как для отличия другого в оборот вошло нелицеприятное прозвище Рожалингер [7] В немецком тексте сгущение касалось фамилии Salinger и слова Sensal ( нем. маклер), во втором случае – фамилии и слова Scheusal (нем. урод ). – Прим. перев. .

Мне рассказывали следующую остроту с техникой сгущения: один молодой человек, ведший до последнего времени развеселую жизнь на чужбине, посещает после долгого отсутствия местного приятеля, который, заметив обручальное кольцо на пальце гостя, удивленно воскликнул: «Как, вы женаты?» – «Да, – услышал он в ответ. – Венчально, но факт» . Превосходная острота; в слово «венчально» вошло два компонента: слово «венчание» , превратившееся в «венчально», объединилось с предложением: «Печально, но факт» .

Воздействию остроты в этом случае не наносит ущерба то, что составное слово, в сущности, не является непонятным, нежизнеспособным образованием вроде «фамилионерно», а полностью покрывается одним из двух сгущаемых элементов.

Ненароком я сам в одной беседе предоставил материал для остроты, опять-таки совершенно аналогичной тому же «фамилионерно». Я рассказал одной даме о больших заслугах некоего исследователя, которого необоснованно считал непризнанным. «Но этот человек все же достоин монумента», – высказалась она. «Возможно, когда-нибудь он его и получит, – ответил я, – но в данный момент его успех очень мал». «Монумент» и «момент» – противоположности. Дама же объединила противоположности: «Значит, пожелаем ему монументального успеха».

Превосходной разработке этой же темы на английском языке (Brill A. A. Freuds Theory of Wit // Journal of abnormal Psychology. 1911) я обязан несколькими иноязычными примерами, демонстрирующими тот же механизм сгущения, что и наше «фамилионерно».

Английский писатель де Квинси, рассказывает Брилл, где-то заметил, что старые люди склонны впадать в «анекдиотизм» . Слово образовано слиянием частично перекрывающих друг друга слов: анекдот и идиотизм.

В одном небольшом анонимном рассказе Брилл обнаружил, что Рождество как-то назвали «рождествинный праздник». Аналогичное слияние двух слов: «Рождество» и «вино».

Когда Флобер опубликовал свой знаменитый роман «Саламбо», действие которого развертывается в древнем Карфагене, Сент-Бёв с издевкой назвал его за болезненную склонность к деталям «Карфагенудь» = «Карфаген» + «нудный».

Автором одной из самых замечательных острот подобного рода был один из самых видных людей Австрии, благодаря значительной научной и общественной деятельности занимающий теперь высшую должность в государстве. Я дерзнул использовать приписываемые этой персоне и несущие фактически один и тот же признак остроты как материал для данного исследования [8] Имею ли я на это право? По крайней мере, я узнал эти остроты, известные в этом городе (Вене) всем и бывшие у всех на устах, не из сплетен. Часть из них сообщает общественности Эд. Ханслик в «Neue Freie Presse» и в своей автобиографии. Прошу извинить за неизбежные при устной передаче и вызванные только этим искажения. прежде всего потому, что трудно рассчитывать на создание чего-то лучшего.

Однажды господин N обратил внимание на личность одного сочинителя, ставшего известным благодаря ряду по-настоящему скучных статей, которые он публиковал в одной ежедневной венской газете. Статьи без конца обсуждали мелкие эпизоды из отношений Наполеона I к Австрии. Автор был рыжеволос. Услышав его имя, господин N спросил: «Это не тот красный нитик [9] Труднопереводимая игра слов: rote Fadian (красный нытик), rote Faden (красная нить). – Прим. перев. , который проходит через историю Наполеонидов?»