Антонио Менегетти - Мелолистика и мелоданс

Первое хирургическое вмешательство следует проводить во внутреннем, психологическом мире человека. Я не говорю сейчас о моральности, поскольку существует множество различных моралей, отвечающих правильному функционированию каждой группы: я говорю о «психологической переупорядоченности» (riordinamento), необходимой для того, чтобы семья стала носителем эффективной и позитивной функции.

Клиническая онтопсихология способна излечить физические или ментальные недостатки и аутизм [17] Конечно, если у больного имеются физические недостатки или искажения в деятельности мозга, то лечение возможно лишь в силу его способности к восстановлению функций организма. Нельзя вернуть потерянную руку. Воздействовать можно на ответственность и зрелость индивида. Изменению подлежит тип сознания и психолого-экзистенциальное поведение пациента. , но для этого необходимо удалить пациента из семьи, которая порождает в нём патологию, и поместить его в нейтральную среду [18] Речь идёт о терапевтическом резиденсе, который позволяет решительно устранить семейную семантику и восстановить автономию сознания пациента. Подробнее см.: Meneghetti A. Il residence ontopsicologico. – Roma: Psicologica Ed., 2002. . Обычно инвалидов считают неизлечимо больными, поскольку воздействуют всегда уже на следствия (явный больной) и оставляют нетронутым корень, продуцирующий болезнь (семейную среду), который впоследствии поддерживает и постоянно возобновляет отклонение через аффективный контакт.

На разных уровнях патологии у пациента отмечается агрессивное поведение по отношению к семье; это подобно первой реакции ребёнка, когда он, сталкиваясь с психологическими проблемами и неудачами, отыгрывается на своих родителях и взваливает на них целиком ответственность за собственное неудачное существование, поскольку именно они создали его таким. Когда ребёнок пользуется подобным положением в семье, родители, со своей стороны, терпят данную ситуацию и поддерживают её.

Впоследствии семья перекладывает на общество обязанность компенсировать больному его немощность. Таким образом, даже законы и общественные структуры «впрягаются» в ситуацию и превращаются в неотлучных сиделок и кормильцев для инвалида. С детства его опекали и на нём паразитировали до такой степени, что его становление обрело извращённую форму [19] Подробнее о формировании и развитии психопатологии см.: Менегетти А. Психосоматика. Указ. соч.; Многофакторная этиология нефрозов и шизофрении // Менегетти А. Клиническая онтопсихология. Указ. соч. . С этого момента не остаётся ничего другого, как поддерживать его всю оставшуюся жизнь. Более того, чтобы лучше удовлетворять растущее недовольство, шантаж ребёнка-неудачника и неизбежное чувство вины семьи, последняя эту обязанность перепоручает обществу.

В сегодняшнем обществе оберегается слишком многое из того, что дисфункционально для лучших ценностей человека. Понятие ответственности должно стать фундаментальным: необходимо нести ответственность за то, что мы имеем, и за то, чем мы являемся, и постараться быть функциональным ответом для самих себя. Нечестно перекладывать груз собственного существования на других; все должны вносить свой вклад в силу того, что все мы одинаково являемся участниками жизни, членами семьи, гражданами государства.

Зачастую в лечебных учреждениях наблюдается отклонение от концепций науки в сторону концепций благотворительности. Часто музыкотерапия подаётся как добровольная помощь и проводится по тем правилам, которых требуют службы социальной помощи. Этому слишком отдаются, до такой степени, что почти умоляют больного, чтобы он выразил себя хоть в какой-нибудь мало-мальской реакции и удостоил терапевта ну хоть малейшим жестом понимания.

Кажется, что единственным средством, способным вывести больного из его упрямой интравертности, является музыка; отсюда распространённая вера в то, что больной «слышит» музыку. В действительности же музыкальная терапия служит для него некой «колыбелькой», снимающей ответственность, бесконечной милостью, которая обесценивает науку.

Музыка – это первоначальный (исконный) язык. Когда ребёнок учится говорить, он прежде всего учится петь. Он не выучивает слова, он, скорее, улавливает звуковой резонанс, а не повторяет звуки голосом. Аналогично попугаи не учат слова, а с удовольствием повторяют то, что звучит для них эхом, музыкой. Это умение управлять жизненной энергией внутри самого себя. Итак, для ребёнка первоначально процесс говорения – это игра; впоследствии пение превращается в инструмент интенциональности вплоть до дополнения речью.

В своей клинической психотерапевтической практике я вылечивал даже крайние формы аутизма. Основываясь на моём успешном клиническом опыте, я могу дать один совет музыкотерапевтам, которые занимаются лечением увечий и других хронических патологий, таких как аутизм и шизофрения. Необходимо психологически проанализировать больного, потому что часто подобные пациенты сильнейшим образом способны психологически паразитировать на здоровых людях; кроме того, они обладают странным умом, способным к знаковому пониманию и созданию особых трудностей для здоровых.

Необходима крайняя осторожность в работе с такими хроническими больными, чтобы самим не стать их подопытными кроликами. Нужно обращать особое внимание на тот извращённый ум, который стоит за объективным заболеванием. По крайней мере мы, учёные, должны это знать.

В различных видеофильмах по музыкотерапии, которые я видел, и в которых рассказывалось о различных методиках, маленький калека словно бы «эротически совокуплялся» с телом музыкотерапевта, эротически заряжался от него и после испытывал психический оргазм. Здесь я должен поставить вопрос: стоит ли с научной точки зрения способствовать постоянному эротическому психическому совокуплению для поддержания хронического больного ценой физиологического вклада здоровых людей? Я говорю об этой очевидности как о научном факте, затем каждый может делать выбор в соответствии с собственной моралью.

Исследуя проблему больных, инвалидов, онтопсихология поняла, что нужно перестроить семейную среду и впоследствии распространить обязанность жить и на больного. Мы проводим общую психотерапию семьи, а затем сама семья должна будет позаботиться о том, что необходимо её ребёнку.

В современной культуре и прикладной науке больные слишком превозносятся. Наука не может быть соучастником инфантилизма больных, она должна способствовать развитию их автономной ответственности. Когда я занимался психотерапией, первое, что я спрашивал у пациента, было: «Тебя интересует твоя жизнь? Ты хочешь её?» Если больной показывал (не на словах), что он хочет жить, я начинал ему помогать.