Панутос Клаудиа - Прервавшиеся начинания

Терапевта же беспокоило, что я буду беременна на втором курсе аспирантуры. Отеческим голосом он спросил, рассматривала ли я возможность аборта. Его слова пронзили меня насквозь – не потому, что я считала аборт чем-то неправильным, но потому что я в первый раз вспомнила, что не все беременности оканчиваются ребенком.

Я почувствовала ужас, но спокойно ответила, что мы с Ли уверены, что поступаем правильно. Тогда он продолжил и рассказал, что у меня может случиться выкидыш и что, если он случится, я буду не одинока, потому что у многих женщин «не получается» в первый раз. Тогда я была не слишком сознательной для того, чтобы понять, когда меня и моих сестер-женщин оскорбляют, поэтому поблагодарила его и отправилась домой.

На следующий день занятия возобновились. Было здорово увидеть всех наших старых друзей и поделиться рассказами о каникулах, а также новостью о нашей беременности. В конце недели друзья повели нас в местный паб, чтобы отпраздновать, что для меня значило выпить стакан апельсинового сока. Этот сок был лучше всякого шампанского, потому что он символизировал ту «особость», которую придает каждой женщине беременность.

Ли сиял от гордости. Я видела в его лице мужественное сознание силы, оттого что он смог сотворить ребенка. Хотя мне и не нравился подразумевающийся под этим «мачизм», должна признать, я наслаждалась вниманием в его новообретенной роли будущего отца-защитника. Мы и не знали, что это будет единственное наше торжество.

В субботу утром я проснулась рано, чтобы начать обычные для выходных домашние дела. Мы жили в загородном доме с дровяной печью, обеспечивающей нам единственный источник тепла. Мы с Ли согласились сделать ремонт в счет платы за жилье. Поскольку нам обоим нравился физический труд и мы были ограничены в финансах, этот дом выглядел как мечта студента.

Сразу после обеда я почувствовала небольшие спазмы внизу живота. Я перестала таскать дрова в сарай и вошла в дом, чтобы присесть, подумав, что я, должно быть, перенапряглась. Я поспала несколько часов и проснулась, чтобы отправиться на ужин, о котором мы с Ли договорились с друзьями. Впоследствии, оглядываясь назад, мы осознали, что не обсуждали за ужином нашу беременность, будто уже знали, что что-то не так.

Мы с Ли ехали домой в необычном молчании. Я очень устала и хотела спать. Мы повернули к себе во двор, и Бернард, наш сенбернар, подбежал, чтобы поприветствовать Ли. Я открыла дверь машины и упала на землю. Боль в животе была резкой. Ли внес меня в дом. Мы все еще хватались за идею, что я слишком перетрудилась, но решили на всякий случай поехать в больницу.

К этому времени схватки усилились. Дежурный терапевт, молодой врач, обнаружил вагинальное кровотечение, о котором я не подозревала, и сказал, что у нас выкидыш. Он дал мне дозу демерола и отправил домой, сказав Ли, что больница не предоставляет акушерских услуг, поэтому нам надо поехать в другое место, если мне нужна медицинская помощь.

Мы молча плакали поодиночке до тех пор, пока не началось действие демерола и я не обмякла на сиденье автомобиля. Я проснулась в нашей комнате, меня бесконтрольно рвало, и я не могла пошевелиться. Ли помыл пол и меня и устроился рядом с ведром в руке. Для меня ночь текла без понятия о времени, я была в ступоре под действием демерола. Для Ли она была длинным одиночным кошмаром, который он переживал в страхе.

На рассвете состояние опьянения от лекарства закончилось. Ли спал сидя. Я попыталась встать, но потеряла сознание от боли. Теперь мы знали, что это было больше, чем просто выкидыш, и эмоциональная энергия оплакивания нашего потерянного ребенка была перенаправлена в другое русло. Нашей новой целью было физическое выживание, потому что боль усиливалась и я начала задыхаться.

Следующим звуком, который я услышала, был вой сирены «скорой помощи», которую вызвал Ли. Ли кричал, чтобы они пошевеливались и не дали мне умереть. Я снова потеряла сознание. Каждый ухаб на дороге отдавался у меня в области таза.

Врачи бегом занесли меня в отделение экстренной помощи. Послышались голоса: «У нее шок!» А затем наступила темнота. У меня пред глазами, окутанные белой клубящейся дымкой, стояли мои двоюродные бабушки Молли и Нэл, обе умершие, когда я еще училась в старших классах школы. Они улыбались. Меня это не пугало. Я думала, что они протянут мне руки, но вместо этого они лишь посмотрели на меня и ушли. Я проснулась в послеоперационной палате, а Ли шептал мне на ухо: «Не умирай, Дуби (прозвище, которое он мне дал), не надо, Дуби».

Когда я наконец пришла в сознание, мы оба испытали такое облегчение, оттого что я выжила, что мы были за несколько световых лет от того, чтобы оплакивать потерянную беременность. Вскоре мы узнали, что у нас была внематочная беременность – состояние, при котором оплодотворенная яйцеклетка прикрепляется вне матки. В моем случае это состояние не было своевременно диагностировано, результатом чего стал разрыв маточной трубы.

Мысль о том, что я могла умереть, повергла Ли в ужас. Он рассказал, что терапевт предупредил его перед моей операцией, что я нахожусь в тяжелом состоянии и могу погибнуть. После этого происшествия еще несколько месяцев у него был застывший взгляд. Я была благодарна, что осталась жива, и испытывала новое глубокое ощущение смысла жизни. И хотя я по-настоящему переживала это чувство духовного роста, я похоронила свое горе на несколько месяцев – здоровое состояние, учитывая, что должно было наступить хотя бы физическое выздоровление.

Пребывание в больнице было кошмаром. Никто не говорил со мной о том, что случилось. Сотрудники больницы старались не заходить в мою палату, если только мне не требовалась физическая помощь. Я знала, что само мое присутствие затрагивало неразрешенные эмоции, особенно среди сестер. Дважды, когда я звонила, чтобы мне ночью принесли одеяло, мне говорили, чтобы я перестала беспокоить их с этими одеялами, потому что их нет. Во второй раз, когда я спросила, не может ли кто-то сходить на другой этаж в поисках лишнего одеяла, мне предложили встать и одеться, раз уж мне так холодно. Я так и сделала, и на следующее утро сестра накричала на меня за то, что я лежу в постели в одежде.

После этого я поняла, что лучше будет лежать дома, поэтому я выписалась из больницы и отправилась домой с Ли, который уложил меня у печки, завернув в спальные мешки. Единственное возражение против моей выписки из больницы исходило от моего терапевта, который был обеспокоен, что у меня до сих пор не было стула. Я уверила его, что, если у меня случится запор, он узнает об этом первым.

Теперь мне ясно, что и Ли, и я были в состоянии глубокого шока. В попытке успокоить свои эмоции на следующей неделе мы вернулись к обычному расписанию занятий. Никто из нас не мог нормально оценить мое физическое состояние, поэтому мы, можно сказать, его игнорировали. Однако у горюющего тела есть безжалостный способ сделать так, чтобы его услышали. Хотя я каким-то образом умудрялась функционировать в течение трех месяцев после операции, у меня развилась страшная анемия вкупе с мононуклеозом. Проблемы с кровью вынудили меня пропустить шесть недель занятий. К счастью, преподаватели разрешали мне выполнить необходимые для выпуска задания дома.