Антонио Менегетти - Онтопсихология: практика и метафизика психотерапии

П.: «Этот тип страдания связан с чем-нибудь?».

С.: «С моим потенциалом».

П.: «Порыв “Сверх-Я” связан с твоей внутренней значимостью. Это другой бог внутри тебя. Только первичный принцип может удостоверяться как другой абсолют в высшей эгоистичности отдельно взятого индивида».

Малолетний ребенок, еще ни в чем не проявивший себя взрослым, обеспечивается дарованной ему устроенностью жизни взрослого родителя: это вредно как для детей, так и для родителей.

При беспристрастном анализе ситуации мне становится жаль моих дочерей, живущих в достатке: поскольку я богат, то не могу воспитывать их так, как мне бы того хотелось, потому что окажусь непонятым обществом. Я – момент прибытия, тогда как они – точки отправления перед лицом жизни.

Я уже знаю, что, если ничего не случится, они окажутся неполноценными, столкнувшись с постоянной чуждостью жизни, и знаю, что не могу предложить им способ борьбы на их собственном пути. Практически, создавая тыл определенного потенциала и силы, я заставляю их преодолевать бесконечные экзамены существования. Перед лицом жизненной задачи и по исторической необходимости я не могу дать им максимум воспитания.

Система обучает таких детей, как удовлетворять маленькие интересы, как шантажировать родителей, чтобы получить еще на десять евро больше, еще одну вещь из одежды, еще одну неделю каникул и так далее, но тем самым они «мониторизируются», усиливают монитор отклонения, используя “ipse dixit” [18]от “deus ex machina” [19], и не знают, что этим они «цементируются» него. Действуя таким образом, они достигают сиюминутного успеха, но потом оказываются жестко, окончательно структурированными.

Для большинства свободных взрослых максимальную опасность представляет именно «Сверх-Я» детей, поскольку преодолеть его наиболее трудно. С биологической точки зрения я могу принять на себя любую роль, но на метафизическом уровне существует только одна душа, и нет ни сына, ни отца, ни матери, ни сестры, ни жены, ни любовника: ты один. Поскольку существует «Сверх-Я» такого типа, то необходимо лишить собственных детей помощи входа в метафизическое.

Бесполезно приводить эти доводы детям. Понятно, что в этом случае они могут прибегнуть к огромному шантажу. Я рад, что, по крайней мере, смог подвести вас к осознанию этой проблемы. Давайте будем помнить, что насколько им удается шантажировать нас, настолько они усредняют самих себя, а мы, в свою очередь, разжигаем худший тип «Сверх-Я». Нам нет равных в борьбе с гигантами, но перед лицом бабочек мы позволяем связать свой разум. Важно это знать. Мы не можем претендовать на понимание детей: они желают иметь материальные блага. Главное заключается в том, что, потакая «Сверх-Я» такого типа, мы неизменно портим наших детей, а сами остаемся неполноценными перед лицом целостного дела рациональности жизни.

Существует, однако, и другой вид шантажа. Ребенок может вам сказать: «Если ты мне это не дашь, я уйду». И он уходит, но куда? Может произойти несчастный случай, может возникнуть проблема с наркотиками, поэтому родитель думает: «У него был дом, полный добра, а я, из-за того, что хотел прослыть великим моралистом, потерял ребенка».

А за внутренней проблемой уже стоит обвинение всего общества. Тогда стоит ли рисковать? Проблема открыта. Продолжайте поступать так, как делаете сейчас. Важно знать об этом и параллельно развивать двойную мораль [20]: ты знаешь, что там связан, но оставайся при этом свободным внутри, спасая свой сокровенный внутренний мир, и тогда впоследствии это позволит тебе быть точным в социальной системе.

Таким образом, речь идет не о классическом «Сверх-Я» «родители – дети», а об определенном типе «Сверх-Я», намного более утонченном, закрепощающем тех родителей, которые являются истинными учителями жизни.

Главное, что именно дети – сын или дочь – должны подойти к пониманию великого ума родителя. Выбор должен сделать сам ребенок, сказав себе: «Мне повезло иметь такого отца; я буду его использовать, стараясь не злоупотреблять». И, став взрослым, он должен будет пройти психотерапию аутентификации, так как перед лицом трансцендентного становления каждый из нас одинок.

Родитель одинок перед лицом своего метафизического, но то же относится и к ребенку. Я обеспокоен тем, что для таких детей существует риск двух типов: 1) они не формируются в абсолютности жизни; 2) они мониторизируются. И всякий раз когда эти дети пускаются в рассуждения о родителях, по большей части они уже захвачены монитором отклонения.

Когда речь заходит о психотерапии как о психоаналитических взаимоотношениях психотерапевта и пациента, это сразу ассоциируется с трансфером, плагиатом, неуверенностью.

На протяжении многих лет массовые убеждения и культура заявляют о том, что во время аналитического или психотерапевтического сеанса пациент играет пассивную и незащищенную роль, поэтому во всех аспектах он «пациент» [22], то есть чуть ли не тело, вылепленное субъективностью аналитика или психотерапевта. В то же самое время психотерапевт неизменно видится в качестве архимандрита, который вдохновляет, обуславливает и управляет, как «небесный кукловод».

Без преувеличения все единодушны во мнении о неотъемлемом превосходстве психотерапевта и его влиянии на клиента. Это мнение однозначно для массы, для журналистов, для юристов, однако на самом деле все обстоит иначе.

При долгом и болезненном формировании психотерапевта, особенно онтопсихолога, внимание акцентируется как раз на опасности так называемого «пациента» [23].

И прежде всего необходимо пересмотреть значение и содержание плагиата. «Плагиат» означает воздействовать на другого, подгоняя его под определенную матрицу. Поэтому под этим словом, употребленным в переносном смысле, следует понимать психоэмоциональное влияние, структурирующие способы и манеру поведения какого-либо человека.

В этом смысле единственной возможностью для плагиата становится любой стереотип, внедренный посредством эмоционально-чувственного воспитания в период первых шести лет жизни человека. Всеобщая уверенность в том, что примерно к шести годам или чуть позже ребенок будто бы становится рационально ответственным и в состоянии отличить хорошее от плохого, просто доказывает тот факт, что ребенок уже в достаточной мере усвоил социальное поведение согласно специфической матрице своей семьи (настоящей или похожей на нее), поэтому при желании способен быть послушным. Нежелание слушаться влечет за собой наказание.