Джеймс Холлис - Призраки вокруг нас. В поисках избавления

Что же не дает нам сделать первый шаг, что отпугивает нас? Навязчивость истории, одинаковая для всех нас, которая рождается в нас в тот момент, когда мы понимаем, насколько мы малы и бессильны перед лицом огромного мира. Эти экзистенциальные истины известны каждому ребенку, они постоянно подтверждаются жизненными ситуациями, а это означает, что мы постоянно закрываем глаза на нечто, большее, чем мы. Что, если бы было доказано существование надежных путеводных источников внутри каждого человека? Что, если бы было подтверждено, что чувства, энергии, сновидения, телесные состояния, интуитивные прозрения суть ресурсы, которыми оснащен каждый из нас для следования по своему пути и для принятия верных решений? Если бы мы мыслили подобным образом, если уважали происходящий внутри нас диалог, то знали бы, что обладаем внутренним путеводителем, который всегда под рукой. Да, мы можем изучить множество священных текстов, проштудировать тонны литературы по глубинной психологии и мифологии, но для первого шага понадобится нечто гораздо большее.

Вспомним слова Эмили Дикинсон, поэтессы-затворницы из Амхерста: «Где север, знать моряк не мог, но доверял игле» [71]. Десятилетия назад она написала это потому, что интуитивно предчувствовала ту дилемму, что до сих пор стоит перед людьми. Способны ли мы отыскать этот внутренний компас и доверить ему свою жизнь? Можем ли мы спрашивать, какие ценности действительно определяют нашу жизнь? Признаю ли я их, буду ли готов умереть за них, если однажды по-настоящему осознаю их? Ложное «Я» протективно и адаптивно, оно стесняет, привязывает нас к обескровленному прошлому, отчуждает нас от богов. (Именно поэтому Юнг сравнивал невроз с оскорбленным или забытым «богом», то есть той точкой, в которой наша позиция, наши поступки начинают противостоять естественному намерению.) Способны ли мы на подлинное прозрение, способны ли распознать в сонме «голосов» нужный призыв? В первом послании Иоанна (4: 1) говорится об «испытании духов», о том, что мы должны отличать архаичные наваждения и адаптивные механизмы защиты от призывов нашей души.

Юнг замечал, что каждый из его пациентов еще до начала терапии так или иначе знал, какое решение ему придется принять, какой поступок совершить. И это в общем и целом справедливо. Одна вдумчивая женщина рассказывала мне о том, как она постоянно работает над своим браком, гордится мужем и детьми, говорила про свою роль в укреплении семейных связей и социальной связности в целом. Уходя, она произнесла: «Помогите мне набраться мужества для того, чтобы уйти от мужа». Эта фраза казалась крайне нелогичной и бессмысленной в контексте всего, что мы обсуждали на протяжении сеанса. Она ни на секунду не забывала о том поступке, который ей предстоит совершить и о необходимости взять на себя ответственность. Один из моих пациентов прекрасно знал, что его жизнь всегда была защищена от любых эмоциональных потрясений – он никогда не вступал в тесный эмоциональный контакт. Будучи ребенком, он рос в трудной семье, в атмосфере душевных заболеваний и мог выжить лишь благодаря стратегиям избегания, молчания и созависимости. Выбирая партнера, он бессознательно воспроизвел ту же модель, и последующая депрессия и залечивание ее таблетками привели его к психотерапевту. Было очевидно, что проблема лежала не в браке (хотя принять эту мысль было трудно), виной всему были призраки истории, навязанный ими адаптивный императив. Человека воспитывали как хорошего мальчика, он вырос и стал хорошим, но вся эта «хорошесть» быстро улетучивалась в столкновении с депрессией. Он был настроен решительно, хотя его врагом была не жена, а навязчивый призрак истории. Потребовалось более двух лет напряженной работы, постоянных повторений и глубоко вовлечения Эго, чтобы заставить этого в общем-то одаренного человека впервые в жизни подумать и позаботиться о себе. В процессе нашей работы он понял, что не нужно ожидать, что за твое самопожертвование кто-то возведет статую в сквере соседнего городка, и он смог найти свой путь и сделать первый шаг. В конце концов он узнал тайну, над которой каждый из нас бьется долгие годы, «что мое пожертвование предназначено для меня, что я сам и есть тот враг, которого нужно возлюбить» [72].

Странный парадокс нашей адаптивной жизни в том, что однажды обретенная защита вскоре становится нашей темницей, в которой мы по своей воле живем. Кажется, что, осознав это, легко из нее выбраться, но подумайте, сколько тревоги может вызвать отказ от привычных защитных механизмов? Какую цену придется заплатить тем, кто уже привык к нам таким, какими мы всегда были? И, если уж договаривать до конца, как можно поверить в то, что отказ от привычных адаптивных моделей настоящего принесет какое-либо благо в будущем?

Через каждого из нас каждое мгновение проходит чрезмерное количество посланий. Наш череп – гораздо более загруженное и тесное место, чем любой из крупнейших аэропортов мира в час пик. Как нам различить наш голос в сонме других? Ответ может дать лишь долгая и честная работа по его распознанию. Каждый из нас быстро реагирует на любой сиюминутный импульс, на настойчивую проекцию другого, новую работу, новое географическое местоположение, а затем мы часто жалеем о том, что сделали, что сказали. Каждый из нас служит унаследованным от семьи комплексам, прогибается под тяжестью конформизма или своекорыстия. Именно подобные отрефлексированные реакции управляют нашей жизнью. С другой стороны, пытаясь распознать, мы никуда не торопимся, раздумываем и взвешиваем. Однако в конце концов нам необходимо действовать, здесь и сейчас, но это не значит действовать, не подумав. Мой цюрихский аналитик много лет назад сказал: «Мы, швейцарцы, долго думаем, перед тем как уехать жить в другую страну, и в итоге мы решаем остаться. Вы, американцы, просто сумасшедшие. Вы садитесь на самолет, приезжаете, а уже потом начинаете думать». Сначала эти слова показались мне критикой, но потом я понял, что он восхищается подобной силой воли и отвагой. Все мы знаем разницу между импульсивным поступком и просчитанным риском, но важно успеть это понять в тот самый момент, когда принимается решение.

По своему терапевтическому опыту я могу сказать, что большинство людей, внешне зрелых и приспособленных к жизни, не обладают внутренним позволением жить собственной жизнью: чувствовать то, что они чувствуют; желать того, чего они желают; гнаться за тем, чего хочет их душа. Это позволение не может дать кто-то другой, оно рождается внутри человека, когда он понимает, что пришло время высветить себя. На такую жизнь способен человек, который понял, что отныне функции мифа неизбежно перенесены с племенных образов, ритуалов и сакральных институтов на его плечи. Даже те, кто остаются в рамках традиционных форм коллективного выражения, должны понять, что в этом огромном потоке подходит им, что подтверждается их опытом, что способно привести их личное развитие к более осмысленной социальной интеграции с другими.