Дональд Калшед - Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

Я собираюсь жениться на Карен. Мы вместе уже в течение действительно долгого времени. Мне трудно принять окончательное решение – действительно ли мне нужно жениться… Я иду рядом с большим бассейном, в котором плавают дельфины… Затем я понимаю, что я все-таки действительно хочу жениться на Карен. Она появляется именно в этот момент. Я обнимаю ее, и мы сливаемся в долгом поцелуе, это возбуждает меня. Позже мы восхитительно занимаемся любовью.

Как это обычно бывает с архетипическими защитами, старая система самосохранения активизировалась в ответ на каждый шаг вперед в процессе интеграции личности Майка. Вскоре после позитивных событий, упомянутых выше, ему приснилось следующее:

Появляются какие-то террористы и берут женщину и ребенка в заложники. Я подхожу и прошу их: «Пожалуйста, не делайте этого!.. Возьмите меня вместо них». В меня дважды стреляют, попадают в грудь, и я падаю на пол. Я опять встаю, и они снова стреляют в меня. Все три пули попали в левую часть груди, но ни одна не попала мне в сердце. Наконец, приезжает «скорая», и врач начинает заниматься мной.

Хотя в этом сновидении старая защита снова угрожает поместить его внутренний мир в заточение в замкнутом пространстве, сновидящее Эго вновь жертвует собой, но остается живым. Глубинная мудрость, которую передает это сновидение о перипетиях Эго на этом этапе внутренней динамики Майка, состоит в том, что «террористы» получают всю свою энергию от противостоящего им Эго, фактически они сами каким-то образом являются этой борьбой. Окончательно «истинность» этого толкования была подтверждена одним из последних сновидений в аналитическом приключении Майка. Это было «великое» сновидение со многими архетипическими коннотациями.

Я нахожусь на этом алтаре с двумя другими мужчинами. Перед нами великан с громадным мечом или скипетром. Мы все должны быть принесены в жертву. Я третий по очереди. Я смотрю на первого человека и очень сочувствую ему. Он склоняет голову и не готов умереть. «Терминатор» прохаживается сзади и вот-вот отсечет ему голову. Он видит, что я смотрю на этого человека, и идет ко мне. Он поднимает мою голову, нежно придерживает мой подбородок, затем приподнимает и вытягивает мою шею. Он подходит ко мне сзади. (В тот момент, когда он коснулся меня, мое хладнокровие улетучилось. Когда я выпрямил шею, я вошел в другой поток сознания… Теперь я приветствовал смерть… Я соединился с миром иным.) Он берет свой меч и опускает его, однако моя шея всего лишь оцарапана им. Он возвращается и становится передо мной. Часть меня все еще не здесь, но сейчас я вернулся в свое тело, голова кружится. Он поднимает меня и поворачивает лицом к храму, а я даже не знал, что я был в нем. Здесь целая группа людей, они очень уважают меня и радуются за меня, как будто я прошел какую-то инициацию. Он ведет меня к этому сакральному месту – священному убежищу, похожему на сад. Сейчас его меч в ножнах. Он говорит: «Кто-то будет очень хорошо заботиться о тебе».

К этому моменту Майк мог сам интерпретировать собственные сны. Об этом он сказал следующее:

Нужно суметь принять смертность и смерть, чтобы соединиться с Духом. Теперь я гораздо больше могу принять свою ранимую часть, и это позволяет мне полно чувствовать печаль жизни – полную скорби тоску по целостности… все, что мы можем сделать, – это быть с другими людьми в их горе и радости – выдерживая это… выдерживать любовь к Карен и моим мальчикам. Если я выдерживаю горе, то жизнь возвращается и радость вместе с ней. Если я не могу выдержать это напряжение, я незаметно покидаю реку, и оказываюсь на мели на берегу. Переживание теперь заземлено. Перед этим во всем потоке энергии Кундалини я не был заземлен. Это было похоже на незаземленную электрическую цепь, будто я трепыхаюсь, оказавшись на спицах крутящегося колеса. А теперь я будто нахожусь около ступицы. Моя индивидуальность трансформируется. Мое ощущение отрезанности исчезает: мы все одно, все взаимосвязано.

В тот раз я не сказал Майку, что был поражен невероятным сходством между его «обезглавливающим» сновидением и средневековым английским рыцарским романом «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», в котором рассказана история о необходимости принесения в жертву гордости (Campbell, 1988: 152–153): при дворе короля Артура появляется огромный Зеленый Рыцарь и призывает всех к «игре на обезглавливание». Сэр Гавейн принимает вызов и отрубает секирой голову этому рыцарю, но тот забирает свою отрубленную голову и объявляет, что Гавейн получит его ответный удар в Зеленой часовне ровно через год и один день. Прибыв в часовню в назначенное время, Гавейн видит там рыцаря (Бертилака) и его жену, которые всячески его соблазняют (чтобы проверить его правдивость). Гавейн проходит все эти испытания, кроме одного, он оставляет себе зеленый шелковый пояс жены Бертилака, который, как ему было сказано, способен сделать его неуязвимым. В момент испытания Зеленый Рыцарь царапает его шею топором, а затем раскрывает себя – это переодетый Бертилак. Гавейн со стыдом признает свое малодушие и соглашается носить зеленый пояс как символ своей человеческой слабости и как предостережение против гордости.

Сон Майка и история из цикла о рыцарях короля Артура несут одно и то же послание. Если Эго отождествляется с инфляцирующими энергиями Самости и становится «героическим», ему придется разотождествиться с ними в ходе человеческих страданий и добровольно отказаться от своих претензий. Этот поступок не только изменяет Эго, но, видимо, изменяет и Самость (в ее темном проявлении), то есть ранее ужасающе негативная энергия (головорез) теперь открывает свою «обратную сторону», и не только милует сбившееся с пути Эго, но (в сновидении Майка) разворачивает его и показывает ему закрытое священное пространство, в котором оно все время находилось.

Как бы подтверждая эти инсайты в преддверии завершения нашего аналитического приключения, Майк увидел сновидение, которое, похоже, увязывает его страдание со страданием Бога.

Я нахожусь в каком-то духовном святилище. Люди молятся вслух по очереди. Когда очередь доходит до меня, я не знаю, как молиться. Я думаю про себя: «Ведь я могу рассказать о своем переживании Бога». Затем я, исполнившись молитвенного настроения, говорю, что «открываясь жизненной боли и любви, я касаюсь Бога как Бог… и что, осознавая это, я покорно принимаю великие страдания всего человечества и принимаю Божью волю».

Когда мы с Майком приблизились к завершению нашей работы, мы оба скорбели о том, что необыкновенное время, которое мы проводили вместе, завершается. Он все больше говорил о прекрасных моментах своей жизни с мальчиками, с женой, с учениками в школе, говорил о природе и о том, как ему грустно от понимания, насколько все это мимолетно. Он понял, что травма очень затрудняет и жизнь, и любовь, и горевание, потому что когда утрата была травматической, одновременно удерживать в осознании своей уязвимости, и боль утраты означает преодолевать невероятное сопротивление, то есть проходить через архетипические защиты. И преодоление защит больше уже не казалось ему бессмысленной тратой сил. Он увидел «Бога» в этих защитах, их таинственный смысл и цель, и понял невероятное – то, чем они стали в его жизни, в конечном счете они спасли его от психологического срыва.