Дональд Калшед - Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

Видимо, стыд является нашей эмоциональной реакцией на то, что оказывается неприемлемым то, кто мы есть, а не просто то, что мы сделали. Если кто-то критикует наши действия в конкретной ситуации, это может вызвать чувство вины, но не ранить до глубины души, как то унижение, которое вызвала мать Сандры в тот момент. Оно было травмирующим, потому что источником спонтанного, полного любви порыва Сандры было что-то невинное и хорошее в ней, то, что мы связываем с потенциальной жизнью души. В этот момент внутри ее матери не было никакого резонанса, ничто не откликнулось на выражение души ее дочери. Вместо этого дочь отразилась в кривом зеркале. Когда такое происходит многократно, душа не может вселиться, актуализироваться в пространстве между я и другим, чтобы стать внутренним ресурсом самоподдержки. Напротив, в таких условиях жизненная искра в человеке должна скрыться в убежище, чтобы выжить, и в осуществлении этого ухода в убежище существенную роль играет диссоциация.

Как мы видели в предыдущих случаях в этой книге, диссоциация не уничтожает душу, а, скорее, расщепляет ее, чтобы уберечь и сохранить. К сожалению, это расщепление делает сущностное ядро я недоступным для функционирующего Эго, удерживая его в угнетенном и бессознательном состоянии. На юнгианском языке мы говорим: нарушена ось «Эго – Самость». Прерывается связь с источником внутренней поддержки. Между тем жизнь продолжается, но божественная искра истинной самости не в состоянии изнутри разжечь ее в полную силу. Идентификация с вызывающими чувство стыда отражениями кривых зеркал укрепляет ложное/функциональное я, отвечающее за отношения индивида с внешним миром, которое постепенно начинает доминировать во внутренней жизни. Это ложное я – часть целостного я, которая говорит «Нет!» спонтанным порывам, идущим изнутри.

Позже, в психотерапии или в теплых и сочувствующих отношениях душа-искра может быть заново найдена. Сандра восстановила свой жизненный энтузиазм и, переживая свою целостность, стала помогать другим людям приближаться к их собственной целостности. Она открыла для себя, постепенно начиная видеть поверх своих кривых зеркал свое подлинное отражение, «что есть возможность обрести свою целостность, что можно испытывать радость от того, что живешь».

Когда пациент приходит в психотерапию, он приносит свою личную историю, которая, как правило, очень фрагментирована и больше «не имеет смысла». В центре этой истории находится внутренняя божественная искра личности – богоданная суть я, которая ищет своего воплощения в этом мире. Часто бывает, что эта искра подлинной жизненности не получает достаточного признания в разнообразном положительном и отрицательном опыте-через-общение, который привносит в жизнь любого человека и радость, и страдание. Следовательно, в личной истории существуют пробелы или «дыры». Эти дыры заполняют «кривые зеркала» – защиты, вступившие в игру, когда страдание, возникшее в моменты непринятия, стало невыносимым и не могло быть пережито сознательно (травма). В эти моменты непринятия интеграция тела и психики нарушается, и ядро я не может воплотиться. Нарушена способность к созданию нарративов, потому что важные части жизненной истории становятся бессознательными. Они не исчезли. Они лишь остаются недоступными для сознательной переработки, пока не появится наблюдатель и аффект не сможет быть заново пережит телесно.

Кроме того, дыры в ландшафте души заполняются ментальными интерпретациями. Частично эти интерпретации происходят из коллективного слоя психики и поэтому стереотипны и карикатурны: с их помощью заполняются пробелы для того, чтобы придать осмысленную форму пережитому опыту. Это лучшее, что может создать ребенок для того, чтобы придать хоть какой-то смысл своим страданиям, однако, как правило, в результате получается искаженная картина, далекая от того что происходило в реальности. Иначе говоря, такая история является безличным, архетипическим сюжетом, а не повествованием, точно передающим личностный смысл произошедшего. У Сандры была именно та история, как у всех детей, чьи спонтанные порывы были отвергнуты миром. Она думала, что «с ней было что-то не так», что в ней скрыты дефект или недостатки, которые неизбежно делали ее жизнь «неудавшейся» и были причиной ее несчастий. Она не знала, что это за дефект, но была убеждена, что это «ее изъян» или «вина».

В главе о «Дите» мы видели, в какой личный Ад может ввергнуть нас такая история. Интерпретации, которые Дит навязывает своим пленникам, лишают их какого-либо желания что-либо менять в их положении. Как великий нигилист «он» безжалостно и неумолимо негативен – великий противник, великий обвинитель. Он держит перед нами кривое зеркало и, чем больше мы смотрим в него, тем больше убеждаемся в том дефекте, который он видит в нас. То, как Дит интерпретирует нашу жизнь, – это архетипическая карикатура на нашу подлинную индивидуальную жизнь, негативная, искаженная и примитивная интерпретация. Но, как правило, мы верим в нее.

Когда начинается психотерапия, терапевт предлагает пациенту новые, альтернативные интерпретации его страданий. Защитная система приходит в замешательство и сопротивляется этим новым формулировкам, но зрелое Эго пациента оказывается заинтересовано в них. Кроме того, внутренний ребенок пациента, который находится под очень мощным внутренним гнетом защитной системы, начинает привязываться к терапевту, а отражение терапевтом объемного видения потенциальной целостности приобретает для пациента все большее значение. Эта новая привязанность восстанавливает более глубокую аффективную связь между бессознательными центрами эмоционального я, укорененного в теле (правое полушарие), и более сознательными «высшими» аспектами мозга, осуществляющими функционирование Эго и процессы осмысления (левое полушарие). Новые, более широкие интерпретации начинают обретать смысл на чувственном уровне.

По мере углубления терапевтического процесса в сновидениях могут начать появляться образы утраченных или осиротевших частей я, которые исчезли в «дырах», появившихся в результате действия защит. Одному пациенту приснилось, что он нашел брошенного голодного щенка под кусками старого утеплителя, когда делал ремонт в доме. Другому пациенту приснилось, что в его пересохшем дворе из-под груды камней внезапно прорвались источники с водой, о существовании которых он и не подозревал. Когда такие утраченные аспекты переживаний я появляются в зоне внимания, «вспоминаются» и воссоединяются с я, то новые интерпретации личной истории также оказываются интегрированными в сознание. По мере того как кривые зеркала трансформируются с помощью горевания и проработки, появляется более целостный, эксплицитный личный нарратив, заменяя собой прежнюю историю – стереотипную, карикатурную, искаженную и имплицитную.