Дональд Калшед - Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

Дальнейшие расспросы выявили, что маленькую Барбару отослали жить к родственникам в тот период, пока ее мать была в больнице и родила младшую сестру. Эта разлука длилась более шести недель! Здесь был главный разрыв привязанности «мать – дитя», о котором до сих пор ей не было известно. Вдруг Барбара и я стали иначе понимать то чувство, которое она часто пыталась описать как «безымянный ужас» – то, что она называла паникой «оленя в свете фар». В такие моменты она проваливалась в состояние, которое Микаэл Балинт назвал «базисным дефектом» (Balint, 1979). Например, она терялась, во рту все пересыхало, когда она оказывалась в группе новых для нее людей, безмолвно застывая перед лицом реального или мнимого отвержения. Несмотря на ее многочисленные достижения и во всем остальном совершенно «нормальную» жизнь, глубоко внутри она чувствовала, что ей угрожает опасность, и это чувство возникало всякий раз, когда она цепенела от страха лишиться любви. Эта новая информация также дала нам объяснение того, как ребенком она постоянно билась головой, о чем она рассказывала ранее. Пересмотрев вместе с ней эту раннюю историю, мы смогли почувствовать присутствие «умирающей планеты» с населяющими ее отщепленными невинными созданиями. Это было то место, куда ради самосохранения скрылась невинность Барбары, когда в отношениях с ее реальной матерью уже не было ничего удовлетворяющего. Здесь же она обрела поддержку со стороны зеленого чудовища.

По мере того как мы исследовали эту историю, стали известны другие основные нарушения привязанности. Например, в возрасте 11–12 лет она и ее младшая сестра были гордыми владельцами котят. Барбара была абсолютно без ума от своего. Однако ее нарциссическая мать была очень нетерпима к этим животным. Она орала: «Достали меня уже эти ваши котята!» Однажды по просьбе матери у них в дверях появился какой-то мужчина и его дочь, и они забрали котят. Барбара с ужасом наблюдала за этим. Она вспоминала, что в тот момент разделилась надвое. Одна ее часть отделилась от нее и испытала невыносимую слепую острую боль, другая часть наблюдала за всем этим, как за фильмом, и размышляла. Барбара думала: «Я никогда не забуду этого, не прощу, я должна видеть это… это будет со мной навсегда». «Эту правду о моей матери я никогда не забывала… сохранила это воспоминание, как насекомое сохраняется внутри янтаря», – сказала она.

Барбара вспомнила, что примерно в это время дала себе обет, что больше никогда и ничто ее так не «зацепит», в том числе повторные госпитализации ее матери из-за маниакально-депрессивного расстройства, которое возникло примерно в это время. Внешне она вела совершенно нормальной жизнью, однако под этой поверхностью скрывалось «место», где она оставалась оцепеневшей и странным образом бесчувственной, по крайней мере, неуязвимой. Однако теперь проблемой стал ее гнев и неконтролируемые вспышки ярости. Иногда она не могла остановиться и чувствовала себя потом ужасно. С каждым всплеском ярости Барбара все больше убеждалась в своей «плохости», непоправимой дефективности или негодности. Если в ней и осталась невинность, то теперь она отступила на умирающую планету в другой галактике, далеко-далеко, и «ужасные баобабы» были повсюду.

Но благодаря своему сновидению, а также письмам матери, был установлен контакт с прежде невыносимой болью, которая ранила ее невинность и оставила ее душу в одиночестве ледяного ландшафта. Когда Барбара начала терапию со мной, узы ранней привязанности к матери, которые были разорваны так рано, что затем многократно повторялось в последующих отношениях, стали медленно восстанавливаться в наших терапевтических отношениях. Чувство взаимной симпатии усиливалось. Можно сказать, что мы «приручили» друг друга. В переносе она всегда ощущала угрозу того, что я оставлю ее (на самом деле, я сделал это несколько раз) и повторю болезненное отвержение прошлого, однако если такой повтор мог причинить серьезный ущерб нашим отношениям, мы вместе это прорабатывали. Это было бурное время, но не без проблесков света. Благодаря этой борьбе Барбара стала значимой для меня, а я – для нее. Я был очень тронут ее мужеством и страстным желанием найти свои потерянные части и начал ощущать наши еженедельные встречи все более значимыми. Эта взаимная эмоциональная вовлеченность и искренняя забота, казалось, открыли ландшафт еще одной планеты внутри нее; стал появляться образ, эквивалентный Маленькому принцу. Мы начали складывать из кусочков последовательную историю ее ранней жизни, и вещи начали «обретать смысл».

Как будто чтобы поддержать нас и сообщить о том, что удаленные части ее я снова готовы рискнуть и переживать привязанность, ей приснилось следующее сновидение:

Я, молодая женщина, нахожусь в Антарктике. Я беременна… До недавнего времени я жила в племени, подобном эскимосам, от которого осталась лишь часть. Теперь мы с ними живем в поселении, организованном русскими на краю нашей территории. Остатки моего племени решили покинуть поселение и вернуться старым путем [вглубь территории]. Эту тайну не должны узнать русские, которые хотят нас ассимилировать. Каким-то образом я собираюсь помочь своим соплеменникам бежать назад на их исконную родину.

Люди моего народа чувствуют, что должны вернуться к старому образу жизни, потому что в этом поселении прожили одно или несколько поколений, однако они разучились строить иглу или нечто подобное. У них есть небольшие хижины, чтобы жить, но им нечем заняться. Это отнимает у них душу… Они раздавлены и угнетены, у них нет ничего такого, ради чего им стоило бы жить. Я не могу вернуться с моим народом – это опасно. Люди моего народа чувствуют, что должны либо уйти, либо умереть, пытаясь уйти. Я их очень поддерживаю и говорю им, чтобы они возвращались! Идите! Верните свои души! Я хочу, чтобы они освободились, но это очень и очень печально, потому что я их больше не увижу и никогда не буду вместе с ними, как в эти годы. Тем не менее я хочу, чтобы мой ребенок родился в безопасности. В этом моя дилемма.

Моя беременность означает, что я не могу пойти с ними, что должна вернуться вместе с русскими в цивилизованное место, где получу хорошее питание и медицинскую помощь. Ребенок – мальчик, и неясно, оставят ли ребенка при мне. Мое дело – родить ребенка! Этот ребенок не принадлежит мне! То есть я своего рода «канал» для его вхождения в жизнь, но я не могу контролировать его. Далее он может жить либо как русский, либо как-то иначе. Это то, что подарила мне жизнь… «просто истории» [56].

Мы с Барбарой тут же заметили сходство между этим сновидением и прежним, о зеленом чудовище: ледяной пейзаж, хотя на этот раз не на другой планете. Теперь она беременна и вынашивает ребенка, отец которого неизвестен, и ребенок не принадлежит ей полностью. Этот ребенок – дитя «двух миров» – мира эскимосов-аборигенов, где возникла беременность, и эго-мира современной России, который принял ее народ и где в безопасности родится ее ребенок и станет жить своей жизнью. Что это означает?