Дэвид Маккаллоу - Братья Райт. Люди, которые научили мир летать

Когда в одном из писем епископ Райт выразил опасения по поводу парижских соблазнов, Уилбур в ответном письме заверил его: они не делают ничего, что выходило бы за рамки полученного дома воспитания и бросало тень на семью. Вина, которое он попробовал за это время, не хватит, чтобы наполнить один-единственный бокал. «Мы действительно ведем себя здесь хорошо, – добавил Орвилл. – Мы посетили много больших церквей и еще ни разу не напились».

Их ближайшие перспективы во Франции были не слишком радужны, потому что большая часть правительственных чиновников отправились в свои традиционные августовские отпуска. Однако в Германии интерес к ним был все еще достаточно велик, поэтому Уилбур и Берг решили ехать в Берлин. Туда они отправились 4 августа.

По пути в Берлин, увидев из окна поезда табличку с названием крохотного бельгийского городка Жемапп, Уилбур начал рассказывать об исторической битве, состоявшейся здесь в 1792 году, и, к удивлению Берга, долго рассуждал о значении победы, одержанной войсками юной Французской республики над регулярной австрийской армией. Для Берга это стало еще одним примером необычайной эрудиции Уилбура. Тот пояснил, что читал об этом в юности.

Через неделю, когда в Париж приехал Чарли Тэйлор, Орвилл отвез его в менее помпезный отель на улице д´Альже, за углом от отеля «Лё Мёрис», и зарегистрировал просто как Ч. Э. Тэйлора из Линкольна, штат Небраска. «Мы не хотим, чтобы по бумагам или еще как-то было понятно, что он приехал», – написал Орвилл Кэтрин. С момента прибытия Орвилла пресса следовала за братьями по пятам, и это надоедало им все сильнее.

Райты оказались совсем не похожи на тех, с кем журналистам приходилось иметь дело до сих пор. Корреспондент лондонской газеты «Дейли мейл» сказал Орвиллу, что с ним «намного труднее», чем с большинством других героев газетных репортажей. Сам он, добавил корреспондент, приехав к ним, потратил больше денег на кэб, чем надеется вернуть, но не может бросить это дело из опасений, что какой-нибудь другой репортер раскопает «сенсацию».

В середине августа, когда стало очевидно, что у французов вновь проснулся интерес к заключению соглашения, Уилбур и Берг вернулись из Берлина. Однако реального прогресса в заключении сделки с французами, как и с немцами, не было.

К началу сентября у братьев не осталось никаких дел, кроме как ждать. Из записей Орвилла можно судить, что они были заняты преимущественно тем, что сидели на скамейке в парке, наблюдая за прохожими. Если Уилбур посещал Лувр, то Орвилл отдыхал в саду Тюильри.

«Вам не стоит волноваться по поводу того, что я не дышу воздухом на веранде, – писал Орвилл Кэтрин. – Если я бодрствую, то провожу половину времени в парке напротив гостиницы». Он пояснил, что в парке имеются сотни маленьких чугунных кресел, аренда которых стоит два цента в день. «Работа изрядного количества женщин заключается в том, чтобы налетать на ничего не подозревающего парня, который только что сел в кресло, и требовать с него два цента».

Особенно ему нравилось наблюдать за французскими ребятишками, он удивлялся тому, насколько они послушны. Орвилл рассказывал о маленьких каруселях, каждой из которых управлял человек, поворачивающий рукоятку, и думал, как трогательно, что дети могут получать удовольствие от такой простой и безопасной забавы, цепляясь за поручни так, будто они сидят на необъезженном жеребце. Но иногда в парке появлялось несколько американских детей, и они оживляли обстановку.

«Они запрыгивают на лошадок и спрыгивают с них на полной скорости – которая никогда не бывает высокой, – хватают руками кольца, которые нужно нанизать на „нож для колки льда“, а когда сеанс заканчивается, бросают эти ножи (я не знаю, как они здесь называются) друг другу и доводят бедного парня, который хочет собрать их, до сумасшествия».

«Конечно, бывает стыдно за ребят, – добавлял он, – и мы понимаем, что их нужно здорово взгреть, но все-таки приятно иногда видеть что-нибудь, вызывающее хоть какие-то эмоции».

Самое сильное впечатление произвело на братьев то, что все поголовно – дети, мужчины и женщины разных возрастов – играли в «диаболо», старинную игрушку, которая вновь вошла в моду. В комплект для игры входили деревянная катушка, напоминавшая формой песочные часы, и две бамбуковые палочки длиной около 60 сантиметров, соединенные шнуром длиной до полутора метров. Все вместе стоило примерно 50 центов. Играющий стягивал шнуром середину катушки, после чего, держа по палочке в каждой руке, отрывал катушку от земли и начинал вращать ее все быстрее, заставляя балансировать в воздухе. Пока начинающий овладевал навыками игры, катушка постоянно падала на землю, поэтому игру назвали «дьявольской». Она была придумана в Китае больше 100 лет назад и очень понравилась братьям.

Они любили говорить, что весь ход их жизни был определен детской игрушкой, причем французской, а теперь, достигнув зрелого возраста, они находились во Франции и вновь наслаждались игрой, как будто оставались детьми.

В «диаболо» волшебство заключалось не в том, что летала сама игрушка, как это было с вертолетом Альфонса Пено. Здесь вы должны были преодолеть силу земного притяжения с помощью своего мастерства. Научиться этому можно было лишь на практике. Чем больше практики с палочками и шнуром, тем дольше вы будете удерживать катушку в воздухе. Так же и с аэропланом – самого аэроплана недостаточно, нужно овладеть искусством полета.

Тот факт, что Уилбур и Орвилл много играли в «диаболо» у всех на виду, не остался незамеченным и сделал les frères mystérieux (загадочных братьев) еще менее понятными. «Загадка» Райтов, писала «Геральд де Пари», по-прежнему оставалась неразрешимой. Газета приводила мнение некоего американца, который часто видел их в саду Тюильри и был убежден в том, что они забросили свою летающую машину и перестали даже думать о ней. «Всем известно, – заявлял этот человек, – что, когда кто-то приобретает привычку играть в „диаболо“, он не может думать ни о чем другом».

Очевидно, братья быстро овладели искусством игры в «диаболо» и добились довольно значительных успехов. Но у Чарли Тэйлора катушка падала на землю в девяти попытках из десяти. А чем еще он мог заниматься, кроме «диаболо», осталось неизвестным.

Когда Кэтрин прочитала о том, что братья целые часы проводят в парке, она рассердилась как истинная учительница. «Вы ни слова не говорите о том, учите ли вы французский, – написала она Орвиллу. – Мне кажется, я бы объездила все окрестности Парижа, вместо того чтобы вечно торчать в парке. Вы не можете найти кого-нибудь, кто говорил бы с вами по-французски?» Тем не менее она попросила их «непременно» привезти ей «диаболо».