Дэвид Маккаллоу - Братья Райт. Люди, которые научили мир летать

В письме Орвиллу, написанном в тот же день, Уилбур не сдерживался и обвинил его (что было ему не свойственно) в некачественной работе, сказав, что никогда в жизни не видел примера худшей упаковки: «Я уверен, что с помощью лопаты мог бы раскидать все по ящикам за две-три минуты, и получилось бы не хуже. Я никогда не видел примеров подобного идиотизма». Выходило, что для полной подготовки к полетам потребуется намного больше времени, чем он рассчитывал, а Орвилла или Чарли Тэйлора под рукой не было.

Уилбур немедленно приступил к работе, разобрал ящики и начал ремонт. «Сегодня весь день и несколько часов вчера занимался заменой сломанных нервюр на плоскостях», – записал он в дневнике 18 июня.

«Чтобы починить одно крыло, пришлось снять его полностью. Нашел много деталей в худшем состоянии, чем на старой машине. Хвостовой трос не под материей; шайбы на нем – не на той стороне нервюр; отсутствуют блоки, которые удерживают торцевые нервюры от соскальзывания назад; нет стальных ободков на переднем нижнем лонжероне под стойкой; недостаточен зазор в задних петлях, соединяющих секции; материя не обернута вокруг стоек в местах крепления винтов».

Механики с фабрики Болле делали все что могли, но поначалу помощи от них было мало. «Тяжелая выдалась работа по сшиванию секций, – сообщал Уилбур Орвиллу в другом письме. – Только у меня одного пальцы достаточно сильны для того, чтобы затягивать проволоку, поэтому пришлось трудиться самому… Руки отваливаются, а я не сделал еще и половины».

«Монтируя все заново, – добавлял он, – я нашел много свидетельств того, что прошлым летом, работая, ты думал о чем-то другом».

Позднее Уилбур узнал, что причины хаоса и разрухи находятся не в Дейтоне, а в Гавре, и вина лежит на безответственных французских таможенных инспекторах. Он сразу извинился перед Орвиллом. Тот, понимая, какой стресс испытывает брат, не стал делать из этого проблему.

Уилбур работал спокойно и размеренно, устанавливая стойки и натягивая тросы. Ему пришлось ремонтировать старый двигатель после того, как он обнаружил, что французские механики сделали свою работу «ужасно». Этот ремонт отнял целый день. «Мне пришлось делать все самому, потому что почти невозможно объяснить, что мне нужно, людям, которые не понимают три четверти сказанного по-английски».

Верный жизненным принципам семьи Райт, по воскресеньям он не работал, а писал письма или осматривал достопримечательности. Ему было очень комфортно в отеле «Дофин», где, как писали в «Мотор кар джорнал», не было «никакого шика – простая и обильная еда, которую готовил и подавал сам шеф-повар», что особенно пришлось по вкусу Уилбуру. И Ле-Ман, как он с удовольствием говорил, представлял собой «старомодный городок, почти так же оторванный от мира, как Китти Хок». Ему нравился звон колоколов (отлитых на фабрике Болле) в церкви на другой стороне площади, и он с радостью описывал и его, и главную местную достопримечательность – огромный кафедральный собор Сен-Жюльен.

Построенный на холме над рекой Сарта, где первые поселения были основаны еще римлянами, он возвышался над густо застроенным кварталом средневековых домов, образующим старейшую часть города. У собора не было шпиля, а его особенностью были двойные контрфорсы. Кроме того, собор представлял собой редкую комбинацию римского и готического стилей, что лучше всего было видно внутри. Романской части было почти 900 лет (ее построили в XI веке), в то время как готическая датировалась XIV и XV веками, и именно она произвела на Уилбура самое сильное впечатление.

Он писал Кэтрин: «Высота арок, образующих проходы между нефами и хором, так велика, что человек, стоящий у наружной стены внешнего нефа, видит проход до самого верха хора и великолепные витражи». Посетитель оценивает не только легкость и красоту старинных окон, но видит игру света и цвета от окон на верхних пределах арок высотой 33 метра над входом в собор.

Уилбур не сообщил, ощущал ли он в тот момент какую-то связь между вдохновением, которое исходило от этого творения человеческого гения, и тем, что делал он. Но наверняка что-то подобное он чувствовал.

Явившись через несколько дней на воскресную службу, Уилбур столкнулся с тем, что единственная ее часть, которую он смог понять и в которой поучаствовал, был сбор пожертвований. Кэтрин он написал, что огромное здание «впечатляет все больше и больше как один прекраснейших образцов архитектуры, которые я видел».

Кроме того, он рассказал, что на площади перед собором открылся крестьянский рынок, и в довершение ко всему там же разбил свой шатер бродячий цирк.

Рассказывая об удобствах отеля, Уилбур особенно хвалил еду. Она была лучше, чем где-либо в Европе, – порции большие, а блюда не слишком вычурные. Например, обед состоял из нарезанных помидоров и огурцов, жареного языка с грибами, бараньих котлет с молодым картофелем, «какого-то пирога» и миндаля. Он говорил, что никогда не чувствовал себя так комфортно, находясь вдали от дома, видимо, давая тем самым понять, что такие заведения, как «Лё Мёрис», слишком роскошны для него. Ни один человек в «Дофине» не понимал по-английски, но все изо всех сил старались обслужить его как можно лучше.

Первая встреча с супом, заправленным макаронами в виде букв, подарила ему возможность сделать небольшую забавную зарисовку, которую должна была особенно оценить Кэтрин.

«Как-то вечером я был немного удивлен и обеспокоен, когда, сев обедать, вдруг обнаружил, что мой суп-лапша вдруг оказался супом с фигурами всевозможных форм и буквами. Сначала я даже испугался. При подробном изучении вопроса я понял, что тесто пропустили через формы, чтобы получились буквы и фигуры! Это напомнило мне „ящик для сломанных литер“ в типографии, и было еще смешнее из-за того, что в каждой ложке супа складывалось свое сочетание букв».

Тем временем ситуация на фабрике Болле не улучшалась. «Я должен делать всю работу сам, потому что у меня нет чертежей, чтобы показать людям, как соединяются разные детали, а на объяснения уходит слишком много времени.

«У меня тут есть рабочий, он не первоклассный механик, он не изобретателен и не инициативен, его словарный запас ограничен. Когда я говорю ему: „Передай мне отвертку“, он или стоит с глупым видом, или убегает, будто действительно понял, чего я хочу, и, лишь прождав впустую и сходив за отверткой, я понимаю, что он не понял значение слова „передать“.

Большая часть времени у меня уходит на то, чего я вообще не должен делать.

На сегодняшний момент я собрал основные плоскости [крыла] и протянул в нескольких местах новые тросы. Полозья на месте, двигатель смонтирован и отрегулирован, установлено пусковое магнето. Я еще должен установить трансмиссию и винты, но это недолго. Мне нужно также поставить передний и задний рули, доделать каркас и закончить с тросами».