Валери Триервейлер - Благодарю за этот миг

— Как здесь красиво! И у каждой семьи свой дом!

Города, где безвыездно жили эти дети, остались где-то далеко. Один мальчик мне сказал:

— Мне бы так хотелось еще раз приехать сюда с мамой, чтобы она тоже все это увидела.

В тот день я поняла, что во Франции существует нищета. Заметила, как ребята прячут бутерброды, чтобы унести к себе в комнату и съесть вместе с друзьями. Видела детей, у которых не было плавок и купальников, а одежда износилась до дыр.

Перед отъездом я вдруг подумала, что этот день на берегу моря никому не нужен. Потом поняла, что не права. Целый день счастья, один-единственный, позволяющий увидеть другой пейзаж, непохожий на привычный городской, а потом в школе рассказать о необычном дне во время каникул.

Двадцать восьмого августа 2013 года я была так же счастлива, как они. Франсуа Олланд не пожелал брать отпуск, но я провела с детьми свой День забытых на каникулы! [36] В День забытых на каникулы (Jour des oubliés des vacances) благотворительные организации вывозят на море большие группы детей из малообеспеченных семей. Дети не знали меня в лицо, не знали, как меня зовут, но им сказали, кто я. Девочки и мальчики собрались возле меня:

— Ты правда жена президента? И ты приехала к нам в гости?

Если бы не «Народная помощь», они остались бы просто забытыми, эти дети, которые имеют так мало шансов пробиться в жизни, существуют в замкнутом круге своего пригорода, не видя горизонта. Те, кого выдворили за пределы города, за пределы жизни.

Я подвернула брюки, чтобы побродить по воде. В толпе операторов и детей меня обрызгали с головы до ног и едва не окунули в воду. Я с трудом удержала равновесие, и тут, пробив стену из людей, ко мне в объятия кинулась маленькая девчушка:

— Я тебя с утра везде ищу.

Порой в детстве, приняв решение, мы становимся неудержимы. Уссенату не выпускала мою руку весь день, хотя это было против правил, ведь каждая федерация должна была находиться на своем участке пляжа. Вечером мы с трудом расстались. Я не знала ее фамилии, но на всех снимках она была рядом со мной.

Вернувшись, я захотела отправить ей фотографию и записку, но для этого пришлось провести небольшое расследование. Я ей написала: «Ты меня искала по всему пляжу. Я тебя искала по всему Иль-де-Франсу».

В ответ она прислала мне прекрасное письмо. А полгода спустя вместе с другими детьми «Народной помощи» пришла на Рождество в Елисейский дворец.

День в Кабуре мы закончили в компании волонтеров, которые ужинали красным вином с колбасой. Именно такие левые мне по душе, я сама из этой среды. Перед тем как тронуться в обратный путь в Париж, мы с моей елисейской командой позволили себе небольшую передышку, потому что у нас за весь день крошки вот рту не было — столько просьб нам пришлось выслушать. В маленьком ресторане мы заказали все меню: «Горячий камамбер — картошка фри — колбаса андуй». Да, он был, этот чудесный день… Назавтра я обнаружила, что все тело у меня в синяках — следах ребячьей толкотни и слишком бурных объятий, но это пустяки.

После разрыва с Франсуа Олландом «Народная помощь» про меня не забыла. Руководители отправляли мне письма, а ребятишки — рисунки. У нас много совместных проектов. В этом году я снова еду с детьми, теперь уже в Уистреам. Мою подругу Саиду я привлекла в качестве волонтера. Она тоже могла оказаться под опекой «Народной помощи» в ее родном Рубе. Мы обе были полны энтузиазма. Нам удалось пробиться в этой жизни.

Проблемы маленьких французов не мешали нам видеть то, что происходило далеко за пределами нашей страны, там, где наряду с нищетой царили горе и жестокость. Не важно, какой национальности ребенок страдает. Каждый день я старалась сделать хоть что-то, чтобы люди не забыли о девочках, похищенных в Нигерии сектой «Боко харам»: всеобщее равнодушие грозило им гибелью. А между тем именно они были символом угнетения женщин в мире. Сегодня их судьба уже никого не интересует [37] В октябре 2014 года власти Нигерии провели переговоры об освобождении школьниц с боевиками секты. К нынешнему моменту они отпустили меньше половины пленниц. . Ни сильных мира сего, ни звезд, ослепленных светом дня. Никому нет до них дела, как никому не было дела до женщин Конго, тысячи из которых оказались изнасилованы…

За два года я трижды ездила в Демократическую Республику Конго. Я видела несчастных конголезок в больнице доктора Муквеге в Букаву, провинция Южное Киву, где на женщин систематически совершаются нападения. Их насилуют в каждой деревне, на каждой тропинке. Это безумие сродни аду, изображенному Иеронимом Босхом, только в тропических декорациях. Насилуют женщин любого возраста, и вовсе не в приступе сумасшествия. Вооруженные мужчины калечат их половой аппарат, чтобы они не могли родить. Они используют насилие как боевое оружие.

Мне не забыть признания семидесятилетней старухи, боявшейся даже выйти в поле после нескольких нападений. Или рассказ тридцатипятилетней женщины, изнасилованной группой мужчин на глазах детей и мужа, которого после этого убили. Не стереть из памяти слова и слезы восемнадцатилетней девушки: ее насиловали, воткнув ей в ногу нож, чтобы она не сбежала. Ее крошечную двухлетнюю дочь, плод насилия, тоже изнасиловали. Я до сих пор слышу, как плакала малышка, когда мать ее раздевала, чтобы показать раны.

У несгибаемого, закаленного испытаниями доктора Муквеге дрожал голос, когда он говорил о вспышке насилия над детьми. Чувствовалось, что он устал, ведь два десятка лет ему приходилось зашивать изувеченных женщин, которым искромсали вагину бутылочным осколком, а порой и стволом автомата. Как и все фотографии, свидетельствовавшие о моей гуманитарной деятельности, снимки этих женщин были удалены с сайта Елисейского дворца. Но их не удалить из моего сердца.

На жизнь конголезского врача покушались дважды, он уцелел, но нуждался в защите. В стране, раздираемой гражданской войной, выдать преступника — это преступление. Женщины не давали показаний, боялись.

Доктора Муквеге представила мне Освальда Леватт, супруга французского посла в Киншасе. Она раньше работала журналисткой, была талантливым режиссером и фотографом, и мы поняли друг друга с полуслова. Она оказывала поддержку ассоциации «Жить и работать иначе», которая подбирает девочек, заподозренных в колдовстве и за это изгнанных из дома, а порой и подвергшихся истязаниям. Ассоциация спасала их от насильников.

Когда они собрались в саду посольства, я услышала, как одна из них поет: «Нет, нет, мы не дети-колдуны». Голос у нее был прекрасный, почти все девочки плакали, мелодия делала их страдание возвышенным. Нашу делегацию, представителя посольства, журналистов — всех накрыло эмоциями словно волной.