Сара Брэдфорд - Жаклин Кеннеди. Американская королева

В качестве подарка к триумфальному возвращению мужа Джеки написала его портрет – в треуголке с надписью «Эль сенаторе» он стоит в наполеоновской позе на палубе их маленькой яхты, в окружении членов семьи. Тем временем дом Кеннеди буквально попал в осаду. Три машины заехали на участок Кеннеди, и их пассажиры десантировались на лужайки, щелкали камерами, ощипывали цветущие кусты на память и разгуливали как у себя дома, пока полиция не попросила их очистить территорию. Другие любители сувениров успели оборвать вьющиеся розы у забора перед домом Джона и Джеки, прежде чем там установили защитное ограждение. Самолеты, летящие на малой высоте, фотографировали усадьбу, иные фотографы делали снимки с моря.

Джона ждали вечером в воскресенье. В тот день к Джеки приехали целых два парикмахера, чтобы привести в порядок ее прическу перед встречей с мужем. На белом «кадиллаке» (за рулем сидел Магси О’Лири) Джеки в сопровождении маленькой Джанет поехала в аэропорт, куда прибыли все Кеннеди и большой самолет с журналистами. Джон вышел последним, и в здании аэропорта его встретила Джеки, а затем кандидат в президенты на автомобиле с открытым верхом сквозь шумные толпы отправился домой. Устало поблагодарив собравшихся, он сказал, что хотел бы войти в дом прежде, чем Каролина уснет, а через пять минут появился с малышкой на руках. Позднее, с восхищением разглядывая подарок жены, он пошутил: «Не знаю, с чего она вдруг решила, что у меня комплекс главнокомандующего». В свою очередь в конце месяца он подарил жене на тридцать первый день рождения свою картину с изображением любимого уголка семьи в Хайаннисе. Следующим утром они с Джеки, Бобби и Этель устроили пикник на борту семейной яхты «Марлин» и на другой день тоже выходили в море, однако обещанный отпуск продлился всего две недели, после чего Джон снова созвал свою команду, чтобы приступить к второй фазе – единоборству с кандидатом от республиканцев, вице-президентом Эйзенхауэра Ричардом Никсоном.

В начале августа Норман Мейлер, одетый в плохо отутюженный черный костюм, весь в поту, стоял в толпе журналистов, политиков и полицейских, дожидаясь своей очереди задать Джону вопросы, необходимые, чтобы написать для Esquire статью «Супермен идет в супермаркет». Помимо многочисленных зевак на лужайке и политиков, которые «увековечивали» свой визит в Хайаннис, позируя фотографам на веранде, в желто-белой гостиной Джеки собралась масса гостей: Артур и Мариан Шлезингер, корреспондент Saturday Evening Post Питер Маз, фотограф Жак Лоу и помощник Кеннеди по связям с прессой Пьер Сэлинджер. Мейлер отметил про себя, что хозяйка не в восторге от нашествия в ее дом, хотя и скрывает недовольство. Предложив ему безалкогольный прохладительный напиток, она пошутила: «У нас, конечно, есть и кое-что покрепче…» В этом вся Джеки – она попыталась выбить почву из-под ног у журналиста, который и без того нервничал. Намекнула на обвинения «в пьянстве и неподобающем поведении», которые были предъявлены Мейлеру в прошлом месяце, когда он, изрядно навеселе, вышел из бара в Провинстауне (Кейп-Код) и с криками «Такси!» кинулся к полицейской машине.

Мейлер обратил внимание на ее «стильную внешность» и «тонковатые, но соблазнительные» икры. Дотошный Мейлер нервировал Джеки, не в пример женщинам-репортерам, засыпавшим «жену кандидата» обычными пустыми вопросами, он задавал вопросы, требовавшие размышлений. Джеки избрала тактику отлучек: за время интервью она минимум раз пять вставала, исчезала на две минуты, потом возвращалась на три. «Она определенно знала свои слабости, – писал Мейлер, – и хотела собраться с мыслями». Джеки опасалась не зря, поскольку Мейлер, как никто другой, выказал в своей статье необычайно острую наблюдательность. Подобно большинству мужчин, он не устоял перед Джеки, перед ее дипломатичностью и «подспудной жесткостью». Первое впечатление – милая, чистенькая, жизнерадостная выпускница колледжа, удачно выскочившая замуж, – изменилось, когда он уловил недовольство Джеки по поводу нашествия чужаков на ее территорию. «Джеки Кеннеди напоминала кошку, гибкую, дикую, с встопорщенной шерсткой». Когда она подколола его насчет чая с вербеной, «в ее глазах блеснула жесткая насмешка, как у зловредной восьмилетней девчонки». Если «стильность» Мейлер замечал и на фотографиях, то теперь он обнаружил в Джеки еще одно качество, которое искренне его удивило, – застенчивость. «В ней чувствовалась некая отстраненность, не напускная, не холодная, не направленная на кого-то конкретно, просто отстраненность…» Она явно была в центре внимания. «Все конечно же смотрели на нее, прикидывали, весело ей или нет… она обладала тонким чувством юмора, сосредоточенным на абсурдностях окружающего мира. Было в ней что-то от солдата, который успел недели две пробыть на фронте. Смех как бы отступил в прошлое, – писал Мейлер. – Джеки Кеннеди мне понравилась. Совершенно не чопорная… пожалуй, в ней сквозила некая сумасшедшинка, которая наводит на мысль о грядущей драме…»

Мейлер интервьюировал и самого кандидата, снова проявив недюжинную наблюдательность. Он отметил прекрасные манеры Кеннеди, «лучше, чем у многих выпускников Гарварда», но за учтивым фасадом, как и в случае с Джеки, разглядел «отстраненность человека, который в одиночку приобрел определенный опыт побед и утрат, соприкоснулся со смертью, и это отдалило его от всех». Далее Мейлер пишет: «У Кеннеди с десяток лиц. Его личность излучала мягкую силу, трудно поддающуюся описанию, вроде сухого тепла; глаза у него большие, с серой радужкой и на удивление яркими белками – глаза горца. Его внешний облик меняется вместе с настроением, поэтому наблюдать за ним интереснее, чем слушать, что он говорит. В какой-то момент он вдруг выглядел старше своих лет, будто уже под пятьдесят – высокий, стройный, загорелый профессор с приятно обветренным лицом, не особенно красивый, а буквально через пять минут, когда он стоял на лужайке перед микрофонами и телекамерами, отвечая на вопросы журналистов, его облик претерпел метаморфозу, и он снова стал похож на кинозвезду – яркая внешность, уверенные манеры, быстрые жесты, энергия, неизменно присущая успешным актерам».

Поток официальных посетителей не иссякал, мешая Джону выходить в море на «Марлине» и «Виктуре», в частности, приехали и два главных его оппонента на лос-анджелесском съезде – губернатор Эдлай Стивенсон, давний герой либерального крыла Демократической партии, и Линдон Джонсон, которого после долгих и ожесточенных споров между их сторонниками Джек выбрал своим кандидатом в вице-президенты. Кеннеди не особо симпатизировал Стивенсону, любимцу Джеки. Он считал губернатора занудой и как мужчина не мог понять харизматической привлекательности, какой тот, лысеющий, с брюшком, обладал в глазах многих красивых женщин.