Марина Чапман - Девочка без имени. 5 лет моей жизни в джунглях среди обезьян

Я нашла новое развлечение – начала шалить и делать мелкие пакости жителям деревни. Меня не любили и сторонились, поэтому я забиралась на фруктовое дерево на соседском участке, набирала фруктов и кидала их в людей на улице.

В общем, я была такой странной, что многие не только смеялись надо мной, но и боялись меня. Я думаю, что Анна-Кармен прекрасно знала, как жители деревни ко мне относятся. Может быть, и она сама меня немного побаивалась. Однажды к ней в дом пришли два католических священника. Они окропили стены святой водой, читали молитвы и жгли ладан. Мне кажется, они совершили церемонию экзорцизма. Жители деревни были глубоко верующими и суеверными людьми. На их территории появилась странная девочка, которая вела себя как животное. Если они считали, что в меня вселился дьявол, то вполне вероятно, что проведенная священниками церемония могла иметь ко мне отношение.

В общем, я не знаю, почему священники освящали дом, но в будущем мне пришлось больше узнать, что такое «зло», «дьявол», «сглаз» и другие понятия, имеющие отношение к религии.

Я не помнила и не знала,как живут люди в других семьях, поэтому мне не с чем было сравнивать жизнь в доме Анны-Кармен. Я просто старалась лишний раз не привлекать к себе внимание хозяйки, чтобы меня меньше наказывали. Шли недели, за ними месяцы, я запоминала новые слова и начинала понимать, как все устроено в этом доме.

Здесь всегда было много людей. В доме постоянно жили София, Лолита, Элиза и Имельда. Появлялись и другие девушки, которые оставались на несколько дней, а потом куда-то исчезали на недели. Я не могла понять, почему кто-то хочет жить в такой неприятной и недружелюбной атмосфере. Может быть, у этих девушек, как и у меня, не было выбора?

В доме жила странная девушка по имени Ла Бобита. У нее было, судя по всему, какое-то серьезное расстройство или заболевание, поэтому ей, как и мне, было некуда деться. Я уже начинала понимать человеческую речь и говорить, но за все время не услышала от Ла Бобиты хотя бы пары связанных слов. Что-то подсказывало мне, что она больна. Она медленно и странно двигалась, ее ноги тряслись, и она старалась спрятаться, когда поблизости появлялась Анна-Кармен. Анна-Кармен била Ла Бобиту часто и сильно и постоянно на нее кричала.

Возможно, эта девочка была дочерью Анны-Кармен. Иначе непонятно, зачем Анна-Кармен держала ее у себя в доме и заботилась о ней. Впрочем, слово «заботилась» является большим преувеличением.

В доме ежедневно появлялись мужчины, которые приходили ненадолго и уходили. Один из них довольно часто жил здесь подолгу. Я мало сталкивалась с ним, но знала, что его зовут Руфино. Он сидел на веранде, пил пиво и одну за другой курил сигареты. Если он оставался на ночь, то спал в кровати Анны-Кармен или на веранде рядом с тем местом, где спала я сама. Когда Руфино ночевал на веранде, он ужасно громко храпел и мешал мне заснуть.

В то время я еще вела себя во многом как обезьяна. Анна-Кармен не отбила у меня желание шалить, поэтому иногда я совершала поступки, не задумываясь, к каким последствиям они могут привести. Однажды, когда громкий храп пьяного Руфино чуть не свел меня с ума, я решала его проучить. Я достала из холодильника несколько кубиков льда, положила в стакан и тихо подкралась к нему. Я была очень удивлена, что спит он совершенно голый. Как только я бросила ему лед на живот, Руфино вскочил как ужаленный и заорал так, что, кажется, стены затряслись. Я успела улизнуть с веранды и быстро легла в кровать. Тем не менее Руфино быстро догадался, кто хотел ему досадить, и через несколько минут больно отстегал меня ремнем.

Я приобретала новый опыт. Я впитывала знания, как сухая земля – воду после дождя. Я училась, наблюдая за людьми и повторяя то, что делают они, а также на своих собственных ошибках. За эти ошибки меня били, но я все равно училась. У меня уже не возникало мыслей о побеге. Я понимала, что в окружающем мире меня будут любить еще меньше, чем Анна-Кармен. В те минуты, когда я не работала, на меня не кричали или не били, я была предоставлена сама себе. В этих минутах было много радости, смешанной с грустью.

Неожиданно отношение девушек ко мне изменилось. Я точно не помню, когда это произошло. Я уже свыклась с мыслью, что ко мне относятся как к козам на участке, но вдруг они стали мною заниматься. По непонятным причинам я превратилась в существо, к которому девушки и Анна-Кармен стали проявлять интерес, учить меня хорошим манерам, тому, как спокойно вести себя за столом и делать все «красиво». Они следили, чтобы я была причесана и моя одежда была чистой.

Бесспорно, я скучала по нежному обращению, к которому привыкла у обезьян. Мне не хватало физической близости, их мягкого меха, ласкового прикосновения, теплоты, а также заботы, с которой они выискивали в моих волосах разные вкусняшки. Новое отношение обитательниц дома Анны-Кармен оказалось совсем другим. Если обезьяны мягкими пальчиками нежно искали у меня в волосах то, что можно съесть, девушки резкими движениями расчесывали меня гребнем, выдирая волосы. Они жаловались на мою неряшливость и колтуны, появившиеся оттого, что во время еды я грязными руками хваталась за голову.

В джунглях вши были обычным явлением. Они жили в волосах, и в этом не было ничего удивительного. Однако когда девушки увидели у меня в волосах вшей, они подняли страшный крик и стали называть меня «паршивой крысой». Если честно, я не видела в этом сравнении ничего оскорбительного.

Мне вообще не нравилось, когда мною управляли и заставляли что-то делать. Я противилась всем попыткам сделать из меня «цивилизованного» человека. Мне не нравилось, что мной помыкают, я стала сопротивляться, за что меня чаще били. Впрочем, вскоре я поняла, что если буду вести себя более гибко, то все останутся мною довольны и моя жизнь будет легче и проще.

Я внимательнее присматривалась к окружающим и обратила внимание, что жизнь женщин в доме Анны-Кармен сильно отличалась от существования людей в индейской деревне. У некоторых обитательниц дома были маленькие дети (младенцы или малыши). Я не чувствовала никакой привязанности к этим детишкам, словно мы с ними существовали в разных мирах. Помню, что я завидовала им, потому что их любили и о них заботились. У них были игрушки, которых я не имела. Я совершенно уверена в том, что матери этих детей не хотели, чтобы между мной и их чадами возникала какая-либо связь. Еще меня ужасно раздражал детский плач и то, что они отказывались есть.

Однако дом, где я оказалась, не был детским садом или местом для воспитания детей. Я это чувствовала. Все обитательницы дома Анны-Кармен (вне зависимости от того, имели они детей или нет) занимались только одним – прихорашивались или, как они выражались, «чистили перышки». Они постоянно укладывали волосы, накрашивали губы и глаза. В доме было много кроватей. Мужчины постоянно приходили в гости, чтобы на часок-другой уединиться с девушкой в комнате.