Мартин Гилберт - Черчилль. Биография

После пяти дней неразберихи, путаницы и зачастую ожесточенных боев береговая полоса и прилегающие возвышенности полуострова Галлиполи были захвачены. Но не более того. У мыса Геллес 29‑я и морская пехотная дивизии так и не заняла позиции. У Габа-Тепе австралийские и новозеландские войска тоже не выполнили задачу выйти к Мраморному морю. Огромная армия находилась вовсе не там, где ей пригодилась бы помощь флота. Турецкие форты были на расстоянии многих километров и вне опасности.

Впрочем, на флоте не считали, что десантирование проведено неудачно. Джек Черчилль, который наблюдал за сражением с борта корабля, сообщал брату: «Флот такого еще не видел. Взрывчатка крошит прибрежные скалы. Все идет очень хорошо, надеюсь, через пару недель корабли будут в Мраморном море. Думаю, де Робеку нужно поторопиться. Флот полностью готов к новой атаке на Чанаккале, только ждет подходящего момента». Он был прав: де Робек собирался возобновить морскую часть операции. Одновременно продолжалась ликвидация минных заграждений.

Когда будет возможно провести вторую атаку с моря, де Робек не сообщал. Состояние армии его не радовало. 29 апреля он написал Черчиллю об истощении войск, которые ведут непрестанные бои. 2 мая доложил, что индийская бригада, высадившаяся в Геллесе, окапывается. Ночная атака турок в Геллесе была отбита, равно как и повторная атака в ночь на 3 мая. Британцы перешли к обороне. В ночь на 4 мая из-за бреши в линии обороны возникла паника среди чернокожих солдат французского подразделения. Пришлось срочно направлять на помощь дивизию морской пехоты.

Армейские склады и посадочные площадки подвергались постоянному артиллерийскому обстрелу. «Турки могут направить войска из Малой Азии, – писал Джек брату 5 мая, – поскольку там им ничто не угрожает. Но что самое важное, они могут отозвать дивизии от Константинополя и послать их сюда, чтобы раздавить нас». Пытаясь все же достичь цели, Гамильтон на другой день возобновил наступление. Но серьезного продвижения добиться не удалось. Когда же французские войска перешли в наступление при Геллесе, Джек Черчилль писал: «Турки открыли сумасшедшую стрельбу из тяжелых орудий. Они не щадили и своих. Множество раненых. Сходишь на берег, и приходится непрерывно переступать через носилки. Весь берег в крови и бинтах».

В тот день, когда Джек написал это письмо, Уинстон был во Франции. Он отправился туда тремя днями ранее помочь в переговорах по англо-итальянской морской коалиции – соглашению, по которому Италия могла вступить в войну на стороне Антанты. 9 мая он провел в зоне боевых действий, наблюдая за массивным, но безуспешным штурмом британцами хребта Обер. Он тоже потом вспоминал о раненых: «Жуткое зрелище. Тысячи страдающих; задыхающиеся, умирающие люди сортируются по степени тяжести ранений и размещаются в монастыре в Мервиле. Постоянно подъезжают санитарные автомобили, и в каждом четыре-пять мучеников; а из задних дверей похоронные команды то и дело выносят трупы. Повсюду кровь и окровавленное тряпье. А канонада свидетельствует, что следует ждать еще множества смертей и увечий».

Черчилль вернулся в Лондон 10 мая. Его ждала телеграмма от де Робека. Тот спрашивал, сможет ли взятие Дарданелл силами флота способствовать успеху сухопутной операции, которая зашла в тупик. Впрочем, де Робек сомневался, что сухопутные войска сумеют воспользоваться успехом флота, тогда как турки могут «запереть» корабли, вышедшие в Мраморное море. Тогда у флота уже не будет возможности помочь армии.

Не желая подвергать опасности армию, Черчилль 11 мая решил, что единственное, что он может сделать, – это призвать де Робека полностью ликвидировать минные заграждения. После этого можно будет пройти по проливу, уничтожая береговые укрепления. Фишер не согласился даже с этой ограниченной операцией. Сам запрос Черчилля вызвал у него такое негодование, что он заявил, что уйдет в отставку, если в Дарданеллах предпримут какие-либо действия на море до того, как будут полностью заняты берега.

Фишер также попросил Хенки передать устно Асквиту, что подаст в отставку, если флот начнет самостоятельные действия. Асквит сказал Хенки, что считает это очень глупым, но, надеясь успокоить Фишера, отправил ему ответное сообщение, в котором сказал, что без его согласия флот не предпримет никаких действий. Черчилль тоже постарался отговорить Фишера от отставки, написав ему в этот же день: «Вы не получите от меня никаких предложений о штурме Дарданелл. Мы сейчас в очень трудном положении. Возможно, моя идея была ошибочной, возможно, мне не хватило сил или ресурсов, чтобы довести ее до конца, – это несущественно. Мы сейчас полностью поглощены одним из величайших исторических событий. Для победы требуется высочайшая степень сплоченности, энергии, твердости и терпения. Армия буквально зубами цепляется за скалистый берег, ей противостоят вооруженные силы Турецкой империи под германским военным руководством. Весь запасной флот Британии – все, что мы могли уделить, – связан с судьбой нашей армии. Ситуация требует огромных усилий и изобретательности. Я прошу вас проявить добрую волю и оказать максимальную помощь, чтобы обеспечить успех».

Тем не менее Фишер уже решил подать в отставку. 12 мая, встретившись на улице с одним из высокопоставленных чиновников Адмиралтейства, он сообщил: «Я подал в отставку и ухожу». Но Черчилль все еще пытался уговорить его. Он согласился, что «Куин Элизабет» немедленно покинет Дарданеллы, зная, что присутствие там этого могучего линкора более всего беспокоит адмирала, особенно учитывая вероятность появления немецких подводных лодок, хотя судно было направлено туда именно по предложению Фишера. Вечером в присутствии Фишера Черчилль сказал Китченеру, что «Куин Элизабет» возвращается домой. Китченер пришел в ярость, вспылил и назвал отзыв корабля дезертирством в самый критический момент. Но тут взорвался Фишер: либо «Куин Элизабет» немедленно, буквально сегодня же ночью возвращается, либо он тотчас же уходит из Адмиралтейства. Черчилль опять согласился и отправил телеграмму де Робеку: «Куин Элизабет» следует уйти немедленно».

12 мая консерваторы обрушились на Черчилля с критикой по поводу его недавнего визита во Францию. Асквит сообщил в палате общин, что тот находился в Париже «по делам Адмиралтейства». Когда Асквита попросили подтвердить, что, находясь на фронте, Черчилль не исполнял никаких официальных поручений, он ответил: «Никаких». После этого со скамей консерваторов раздались торжествующие крики: «Ага, увеселительная поездка!» Асквит в оправдание его пояснил, что за все девять месяцев Черчилль отсутствовал в Адмиралтействе не более четырнадцати дней.