Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Дома я провела весьма беспокойную ночь и на рассвете разбудила Дона, чтобы он отвез нас обратно в больницу. Так как Стивен хотел присутствовать при рождении третьего ребенка, все было готово для того, чтобы устроить его в родовой палате. Джой Кэдбери являлась председателем организации по привлечению средств для нужд родильного отделения; она договорилась с заведующей о том, чтобы в родовой палате оставили место для инвалидного кресла. Единственным местом, где мог бы разместиться Стивен и его физиотерапевт Сью Смит, акушерская бригада, ну и я в придачу, оказался родовой зал. Таким образом, оставшуюся часть дня я пролежала на твердом столе, ожидая рождения ребенка. Дон ждал в коридоре, а Джонатан в это жаркое солнечное воскресное утро благоразумно удалился к родителям в деревню. В таких суровых условиях родовой процесс приостановился и почти совсем заглох. Я попросила передать Дону, что он может покинуть свой пост в коридоре и посетить утреннюю службу в одной из близлежащих церквей. Мучаясь в тщетных попытках придать телу удобную позу, я ругала себя за то, что поторопилась с приездом в роддом, особенно когда поняла, что вместо этого могла бы петь свое соло в церкви. Тем временем Билл Лавлес уже объявил прихожанам об отмене музыкальной интерлюдии по той причине, что певица занята в другом месте.

Попытки разными средствами ускорить течение родов привели лишь к тому, что я превращалась в живую подушечку для иголок по мере того, как утро становилось днем, а день – вечером. Дон вернулся и снова ушел – в этот раз на вечерню. Во время его отсутствия случился кризис: сердце плода, то самое сердцебиение, которое я услышала много месяцев назад, стало подавать тревожные признаки усталости. Медицинская бригада отвернулась, подготавливая пыточные инструменты для срочного извлечения ребенка; я же торопливо собрала оставшиеся силы и эффектным толчком произвела на свет моего пасхального малыша. Когда мне дали его подержать, все мое сердце потянулось к нему. Завернутый в старое зеленое одеяло, он был еще синеватый от пережитых испытаний. Крупнее, чем Роберт и Люси при рождении, он не демонстрировал той энергии, с которой они оба приветствовали этот мир; вяло хныкая, он лежал у меня на руках. На минуту я забыла о суматохе вокруг нас, видя перед собой только маленькое существо, которое мне было так хорошо знакомо. Тут Дон, торжествуя, ворвался в палату. Он гордился своим новорожденным крестным сыном, а еще больше собой по случаю стишка, который сочинил, возвращаясь из церкви. К моему смущению, он повторял его всем и каждому в течение нескольких недель после пасхальных событий. Стишок был такой:

На то время, пока Тимоти Стивен (так мы назвали малыша) и я оставались в больнице, Люси привезли в Кембридж для знакомства с младшим братом; Роберт же остался в Сент-Олбансе по неясным мне причинам. Очевидно, в Уэльсе дети босиком играли в реке, и он опять простудился. Он снова кашлял, так сильно, что, когда детей отвезли к моим родителям на чашку чая, моя мама уложила его в постель. Там он и оставался до конца недели, пока сестра Стивена Мэри, доктор, не решила, что он достаточно поправился, чтобы вернуться в Кембридж.

Его возвращение домой совпало с нашим. Он качал маленького брата на коленях, сидя в кресле в гостиной, но выглядел подозрительно раскрасневшимся и нездоровым. В этот момент Валери Бродбент-Кибл, мама одной из подруг Люси и опытный педиатр, зашла навестить нас с Тимоти. Так получилось, что она пришла одновременно с доктором Уилсоном, нашим семейным врачом. Оба доктора краем глаза взглянули на Тимоти, уже приспособившегося к делам житейским и здорового как огурчик, и сразу занялись Робертом. Они серьезно обеспокоились состоянием его здоровья, так как были уверены, что у него вирусная пневмония. Валери тут же отправилась в Адденбрукский госпиталь договариваться о том, чтобы Роберта приняли в детский стационар. Доктор Уилсон прописал пенициллин.

К счастью, младенец так устал после длительного рождения, что спал день и ночь; если бы не это обстоятельство, несколько недель после его рождения стали бы для меня еще бóльшим испытанием, если это вообще возможно. Я была нужна всем и сразу. Потребности Стивена никуда не исчезли; потребности новорожденного никто не отменял; Люси нужно было внимание и поддержка в ситуации появления юного соперника. В добавление к этому тяжело больной Роберт находился в больнице и тоже нуждался во мне. Проведя одну ночь в детском отделении, он проснулся, с головы до ног покрытый сыпью. Было непонятно, что это: инфекция или аллергия на пенициллин. Поскольку не было способа определить причину, его перевели в инфекционное отделение, чтобы исключить заражение других пациентов детского отделения. Там его положили в изолятор: еду передавали через окошечко, медицинский персонал был одет в защитную униформу, перчатки и маски. Посещение ограничивалось; посетителям следовало использовать такие же средства защиты, как и медсестрам. Роберту было скучно, одиноко и плохо; он лежал на кровати, и слезы струились по его разгоряченным щекам.

Больше всего мне хотелось, чтобы они поняли, что я не собираюсь оставить Стивена или развестись с ним, а Джонатан не побуждает меня к этому.

Мои визиты в больницу происходили между кормлениями младенца, которому исполнилась одна неделя. Накормив, вымыв и уложив его, я бежала в больницу, чтобы провести несколько часов с Робертом, читая ему книги и играя в игры, перед тем как отправиться домой для следующего кормления. Так мы жили до тех пор, пока Роберта не выписали из больницы. Мать Стивена старалась как могла, помогая по дому: ходила за покупками и готовила еду, но для нее одной было слишком много работы. Помощь Джонатана требовалась более чем когда-либо. Он присматривал за Стивеном, носил тяжести, водил Люси в школу и навещал Роберта, иногда предоставляя мне возможность отдохнуть. К сожалению, он только мельком виделся с Изабель до этого кризисного периода. Поскольку она приезжала в Кембридж гораздо реже, чем мои родители, возможность познакомить их просто не представилась. Я понимала, что никто из Хокингов, в отличие от наших близких друзей, не сможет интуитивно разгадать значение присутствия Джонатана в нашем доме. Тем не менее я надеялась, что я заслужила их уважение тем, что долгие годы заботилась об их сыне, и доверие в том, что я делаю все возможное для него и детей в наших трудных обстоятельствах. Я надеялась, что они смогут проявить некоторую симпатию или, по крайней мере, терпимость. Больше всего мне хотелось, чтобы они поняли, что я не собираюсь оставить Стивена или развестись с ним, а Джонатан не побуждает меня к этому.