Борис Джонсон - Мне есть что вам сказать

[338]

В Сардинии сумерки. Солнце исчезло за нависшими скалами. Сверчки тут же замолкли. Вооруженные автоматами охранники осматривают заросли мирта и олив, а самый богатый человек в Европе хватает меня за плечо. Его голос звучит возбужденно. «Посмотрите, – говорит он, направляя фонарик. – Посмотрите на силу этого дерева». Вид действительно наводит на размышления.

Оливковое дерево, явно реликт юрского периода, проросло из трещины в скале и словно неведомый терпеливый деревянный питон раскололо серую глыбу на две части. «Удивительно», – пробормотал я. Мы с хозяином стоим в растерянности и благоговении перед мощью оливкового дерева. Если Сильвио Берлускони, 67 лет, премьер-министр Италии, втайне надеется, что в моей голове родится метафора, он не разочаруется.

Что она показывает, эта неистовая олива, как не силу, которая движет самим Берлускони? А что олицетворяет огромный растресканный камень? Тут можно назвать: итальянский политический истеблишмент, европейскую политическую элиту или просто цивилизованное мнение Запада – все, на что обрушивается Сильвио и раскалывает. Еще на прошлой неделе Анна Линд, министр иностранных дел Швеции, предала анафеме не только Берлускони, но и саму Италию.

При правлении партии «Вперед, Италия» (Forza Italia), заявила она, Италия перестала быть частью традиций Западной Европы или ее ценностей. Это можно расценить как отъявленную дерзость, если учесть, что в основе функционирования Европы лежит Римский договор. Эй, где была Швеция на конференции в Мессине в 1955 году? Возможно, при виде издевательств Анны Линд над Берлускони вы, подобно мне, инстинктивно рветесь выхватить меч из ножен и броситься на его защиту. Но подозреваю, что именно критика газеты Economist стала камнем преткновения между Берлускони и его командой, и не в последнюю очередь потому, что ее читают или по крайней мере она лежит на журнальных столиках в залах заседаний американских советов директоров.

Уже дважды на данный момент эта известная газета (девиз: «Умение быть тупым») устраивала Сильвио страшную выволочку. Газета утверждает, что он не пригоден к управлению Италией. А в последнем выпуске предъявила ему 28 обвинений и заявила, что он не только не способен управлять Италией, но и быть президентом ЕС – этот пост он занимает до декабря текущего года. Вполне возможно, что именно критика Economist и стала причиной того, что The Spectator оказался здесь посреди австралийских мимоз и розмарина в усадьбе площадью 70 га в Косте-Смеральде. Ник Фаррелл, наш итальянский корреспондент и биограф Муссолини, прилетел из Предаппио. Меня вызвали с другой стороны острова, где в это время семья Джонсонов пребывала в несравнимо менее роскошных апартаментах.

Когда мы с Фарреллом встретились в баре Порто Ротондо обсудить нашу тактику, мы решили обязательно поговорить с signor il presidente (господином президентом), как ошибочно называют премьер-министра, об этих обвинениях. Но мы понимаем, что вряд ли добьемся от него мнения по ключевым вопросам, в том числе о поспешной продаже в 1985 году государственной компании по производству печенья королю спагетти Буитони. Давайте оставим эти вопросы юристам и иссушенным экспертам газеты Economist . У нас более широкая и высокая цель, а именно: определить, является ли сеньор Берлускони в целом силой добра для Италии, Европы и мира.

Три часа мы провели в его обществе. Мы сидели за столом в его гостиной, Берлускони во главе, и сквозь белую пижаму а-ля Марлон Брандо просвечивали его соски. Периодически он постукивал по столу с такой силой, что дрожали стеклянные безделушки и обнаженные женские статуэтки. Мы выпили несколько пинт сладкого холодного чая, который подавали молча и незаметно, а он излагал свои здравые, неоконсервативные взгляды на мир. В какой-то момент, примерно после часа разговора, премьер-министр сам исчез на кухне и появился с тремя порциями ванильного мороженого с фисташками, словно хотел подпитать свою безудержную болтливость. Он уже превознес Тэтчер, воспел хвалу Блэру («Я не могу вспомнить, чтобы у нас были разногласия по какому-либо вопросу»), прославил Буша и проклял итальянских чиновников как «подвид, антропологически отличающийся от остального человечества».

Это было, говорит Валентино, его очаровательный переводчик, самое подробное и обширное интервью, которое когда-либо давал лидер страны, и к семи вечера мы с Фарреллом, откровенно говоря, уже слегка утомились. Но лысого, сияющего попрыгунчика-миллиардера уже было не остановить. Пару лет назад у него были проблемы с раком. Кожа его лица слишком бледная для человека, который провел весь август в Сардинии. И выглядит он не на миллион долларов, а на миллион лир. Но он самый боевой морской волк, которого я когда-либо видел. « Facciamo un giro », – говорит он, что означает «Давайте покатаемся».

Когда Берлускони садится за руль гольфмобиля, он не переезжает с места на место, а предпочитает гонять по извилистым дорожкам своей усадьбы, как Ники Лауда [339]по крутым поворотам Монцы. И пока его пассажиры сидят и покачиваются, как актинии, он жестикулирует и рассказывает об окружающем ландшафте, который, безусловно, прекрасен; садится солнце, и Тирренское море меняет цвет с индиго на цвет линялых джинсов. Но везде он видит плоды рук своих, и все представляется ему в некотором роде как продукт его собственного воображения. «Вот, – говорит он и показывает на клумбу с синей плюмбаго. – Это цветок Forza Italia. Но цветок этого не знает, а я знаю».

Forza Italia! «Вперед, Италия!» Одного только имени, отдающего эхом футбольных трибун, достаточно, что покоробить Анну Линд и еврономенклатуру. «Вперед, Италия» – это движение он основал, когда его состояние оценивалось в $12 млрд. Тогда же он впервые занял пост премьер-министра, чтобы потерять его после того, как союзники из правых партий донесут на него и юристы возьмут в тиски. Ему предъявили различные обвинения в даче взяток и коррупции [340]. Он продолжал борьбу в оппозиции. Но forza у Берлускони была велика, и в 2001 году он с ошеломительным успехом вернулся во власть.

От порта к порту ходило круизное судно Forza Italia – похожее на то, на котором когда-то пел 17-летний Берлускони – а для съемок набирали толпы обожателей. За $20 млн он распространил среди 12 млн итальянских семей прекрасное 128-страничное цветное издание своей берлускографии «Итальянская жизнь». В ней он рассказал итальянцам о своем фантастическом вулканическом американском самопродвижении; о своих ранних способностях к латинскому и греческому языкам, благодаря которым он зарабатывал деньги на менее способных учениках; о своих преданных друзьях. Они все время были с ним, пока он расширял свою империю, начиная с города на 4000 жителей, который он построил на болотистом месте недалеко от Милана и который, если судить по его фотографиям, похож своим очарованием на Милтон-Кейнс [341].